Сын Розовой Медведицы
Шрифт:
— Когда снег, ходить плохо, — объяснял он, потягивая из кружки чай смешно вытянутыми губами и держа кружку не за ручку, а под донышко, как привык держать пиалу. — Ногами ступаешь не твердо. Мало-мало не так, в пропасть летишь. Лучше обождать… Я по горам много гулял. Шибко хорошо горы знаю.
— Мы вам очень благодарны, Кара-Мерген, — сказал ему на это Федор Борисович. — Вы опытный следопыт и отличный охотник. Без вас было бы тяжело. Вот окончим работу, вы получите хорошее вознаграждение, найдете себе невесту, мы будем на вашей свадьбе.
— Ой-ой, — засмущался Кара-Мерген, — большую честь оказываешь, Дундулай-ага. Мне давно жениться пора. Скоро тридцать лет будет.
— Это еще не поздно. Мне вон тридцать два, да и то все не соберусь, — засмеялся Федор Борисович.
— Ай, зачем долго холостой ходишь? У тебя вон какая бикеш есть, — упрекнул его Кара-Мерген со всей откровенностью и заставив тем самым густо покраснеть Дину. — Калым платить у вас закона нету. Так бери…
Скочинский захохотал:
— Ха-ха-ха… Федя, он тебе дельный совет дает. Ей-богу, дельный! Без калыма…
— Хм, без калыма… Я бы и калым заплатил, да ведь не пойдет. У вас, Кара-Мерген, легче. Хочет невеста или не хочет — не ее дело. Понравилась жениху — и все. Дальше решает калым.
— Да будет вам, — отмахивалась Дина.
— Зачем — будет? Я правду говорю. — Кара-Мерген, очевидно, вполне серьезно решил отстоять свой довод. — У нас тоже разные случаи есть. Жених невесту любит, невеста жениха любит, а калым платить нечем. Как быть? Тогда карабчить надо. Другого выхода нету. А русскому человеку калым платить не надо, карабчить тоже не надо. У вас закон лучше.
— Да мы не спорим, что лучше, — посмеиваясь, говорил Федор Борисович. — Но у нас нужна обоюдная любовь. Только тогда женятся. А просто так взять нельзя. Это не прежние времена.
— Как нельзя? Дина-апа хороший человек. Ты, Дундулай-ага, тоже хороший. Обязательно взять надо. Бери?…
— Жарайды, — сказал по-казахски Федор Борисович, — если пойдет, обязательно возьму.
— Да ну вас… Вы меня в краску ввели с этим разговором
— А-а, это жаксы. Когда скромная бикеш — шибко хорошо…
Скочинский хохотал от души, свободно и искренне, как может смеяться веселый здоровый человек с открытым и добрым сердцем.
Окончив завтрак, все стали неторопливо собираться в дорогу: Кара-Мерген и Скочинский в долину, Дина и Федор Борисович к альпийскому лугу, чтобы посмотреть, нет ли каких следов, оставленных поутру Хуги на обычных местах его охоты.
— Там, — Кара-Мерген указал пальцем дальше в горы, — снег день-два лежать будет. Может обвал быть. Пожалуйста, осторожно.
— Хорошо, хорошо, — ответил Федор Борисович, — мы будем очень осторожны. Только вы не задерживайтесь.
— Не задержимся, — ответил за Кара-Мергена Скочинский.
Их проводили до тропы, местами уже оголенной и влажно черневшей между островками быстро таявшего снега.
Скочинский подошел к Дине, улыбаясь, сказал:
— Ну, голубушка, дайте я вас поцелую.
— Нам с Федором Борисовичем будет очень вас не хватать эту неделю, — проговорила она. — Вы там… будьте начеку с ними… Все-таки они, кажется, враждебно настроены.
— Не бойтесь, милая, все будет хорошо. — И он бережно и ласково поцеловал ее в щеку. Потом отошел к Федору Борисовичу, протянул ему руку.
Она слышала, как он сказал: «До свиданья», а потом что-то еще, понизив голос до шепота, чего она уже не разобрала, только заметила краем глаза, как слегка изменился в лице Федор Борисович, но тут же и улыбнулся.
В эту минуту никто из них не мог и подумать, что тем и другим жить осталось совсем немного: одни должны были умереть сегодня, другие двумя днями позже…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Экспедиция Федора Борисовича Дунды погибла при странных и загадочных обстоятельствах.
Она просто исчезла, как будто ее не было.
Местные власти забили тревогу слишком поздно, когда от них из Алма-Аты и Ленинграда потребовали сообщить, где экспедиция и что с нею. Сообщить же было нечего. Никто ничего не знал. Тогда спешно собрали поисковую группу, в которую вошли Ибрай, аптекарь Медованов, фельдшер Обноскин, учитель Ильберса Сорокин и три милиционера. Попытка что-то узнать у кочевников ни к чему не привела. От них услышали лишь молву, да и то явно неправдоподобную, навеянную суеверием: Дундулая, наверно, погубил Жалмауыз за то, что он вторгся в его владения.
Поисковая группа прибыла в долину Черной Смерти, но и там не обнаружила никаких следов.
Уже стоял ноябрь. Повсюду лежал снег, и подниматься в горы было равно самоубийству.
Никто не знал, где именно искать пропавшую экспедицию. Горы были везде.
На ответ о безрезультатных поисках в Кошпал прибыла вскоре специальная оперативная группа, в составе которой находились пограничники и следователь прокуратуры.
Ее поиски тоже не дали никаких результатов.
Весной они были возобновлены и опять не пролили света на загадочное исчезновение ученых.
Экспедиция исчезла бесследно. Поисками больше не занимались.
Постепенно события сгладились временем, все забылось. Жизнь шла новым руслом. Изменился быт кочевников, менялось их сознание.
Теперь они уже не боялись русских табибов, а сами шли и ехали к ним за помощью.
Дети учились в школах, взрослые работали в колхозах, выращивали племенных овец и молочный скот, а по вечерам заставляли молодых и грамотных читать газеты, слушали радио, чтобы знать не только то, что делается вокруг, но и во всем мире.