Сын шевалье
Шрифт:
— Не стоит этого делать, — откровенно заявил шевалье.
— Почему же?
— Да ведь если коронация королевы будет отменена, то легко отыщется какая-нибудь другая церемония.
— Так что же делать, по вашему мнению?
— Надо пойти навстречу королеве и назначить точную дату в середине сентября. Это дает нам целых четыре месяца, в течение которых наш король будет в безопасности.
— Да, но потом? — задумчиво произнес Сюлли.
— Потом вы найдете благовидный предлог, чтобы перенести все на весну.
— А дальше?
— Ах, мой дорогой, вы слишком многого от меня хотите. Черт побери! Вы выиграете почти целый год. Это огромный срок. За год может столько всего случиться! Люди умирают, или пропадают, или меняют взгляды. Может, и о предсказании все забудут.
И, поскольку он сказал все, что хотел, Пардальян встал, чтобы откланяться. Сюлли протянул ему обе руки и произнес взволнованным голосом:
— Спасибо! Вы всегда появляетесь в минуту опасности, чтобы отвести ее.
— Ба! — с улыбкой сказал Пардальян, — Вы несколько преувеличиваете. Однако вы предупреждены; у вас впереди есть несколько спокойных месяцев. Это много. Вы сумеете воспользоваться отпущенным временем, я не сомневаюсь.
Он говорил эти слова весьма искренним тоном, но Сюлли никак не хотел отпускать шевалье, не отблагодарив.
— Мне неловко, — несколько раз повторил он. — Вы всегда даете, но никто не может отплатить вам.
— Ладно, — засмеявшись, сказал Пардальян, — однажды я попрошу вас кое о чем!.. и, быть может, вы найдете, что я требую слишком многого.
То, что было горького в этих последних словах, смягчили тон и улыбка.
— Не беспокойтесь, — сказал Сюлли очень искренне.
Он встал, чтобы проводить Пардальяна, и машинально протянул руку к молотку черного дерева и ударил в гонг. Это означало, что в кабинет может войти следующий посетитель.
Пардальян сделал два шага к двери, но вдруг остановился, хлопнул себя по лбу.
— Придумал! — воскликнул он.
— И что же? — спросил удивленный министр.
— Дорогой господин де Сюлли, — сказал Пардальян с лукавым видом, который часто озадачивал его собеседников, — вы хотели меня отблагодарить, и я придумал, как вы можете это сделать.
— В самом деле? — радостно отозвался Сюлли. — Так вы хотите меня о чем-то попросить?
— Да, об одной очень важной для меня вещи.
Тут его тон стал ледяным:
— Вы не представляете, как тяжело мне проходить через приемные, заполненные посетителями, — я же вам говорил, что привык к одиночеству. Так вот: не могли бы вы меня выпустить таким путем, чтобы мне не пришлось пробираться сквозь толпу?
— Вы только об этом и хотели попросить меня? — спросил изумленный Сюлли.
— Эх! — проворчал Пардальян. — Для вас это ничего не значит, а для меня значит очень много. У меня иногда бывают престранные желания.
— Но это очень легко, — улыбнулся Сюлли. — Идемте, господин де Пардальян.
— Нет-нет, я не хочу занимать ваше время. Скажите мне только, куда следует идти, и продолжайте работать.
Сюлли не настаивал. Он указал на тяжелую драпировку и объяснил:
— Вот сюда, пожалуйста. Это мои апартаменты. В конце коридора, справа, вы увидите лестницу, которая ведет во двор Арсенала.
И прибавил с улыбкой:
— Можете быть уверены, что там вы не встретите ни души.
— Замечательно, — согласился Пардальян, — это как раз то, о чем я мечтал.
Он поклонился Сюлли, который без малейших подозрений вернулся к столу, поднял портьеру и исчез. Но дальше он, разумеется, не пошел, а остался стоять, приложив ухо к драпировке и думая: «Черт возьми! Надо же мне знать, о каком сокровище этот Гвидо Лупини хочет говорить с министром. «
Тем временем в кабинет вошел посетитель, и Пардальян тут же понял, что не ошибся. Это был тот человек, который его интересовал и, которого он, как ему казалось, хорошо знал, хотя и не мог точно сказать, где и когда они познакомились.
Это был Саэтта.
Если кто-нибудь из читателей удивлен, увидев Саэтту в восхитительном костюме, придававшем ему вид благородного человека, каким его и посчитал вначале Пардальян, то мы поясним, что вот уже несколько месяцев Жеан Храбрый обеспечивал все потребности своего приемного отца. Фехтмейстер собирался мстить юноше на его же деньги. У Жеана Храброго было единственное платье и для лета, и для зимы, зато Саэтта имел все необходимое. Если у щедрого Жеана никогда не было ни гроша, то Саэтта всегда имел в запасе благоразумно припрятанные полсотни пистолей. Для него этого было достаточно.
Глава 34
ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ — СУММА ЗАСЛУЖИВАЮЩАЯ ВНИМАНИЯ
Саэтта остановился перед столом министра и глубоко, но без раболепия поклонился с оттенком насмешливой гордости.
Сюлли остановил на нем испытующий взгляд. Этого взгляда ему хватило, чтобы составить суждение о посетителе. Без любезностей, резко и сухо он сказал:
— Это вы собираетесь принести в королевскую казну десять миллионов?
Нисколько не робея, Саэтта холодно поправил:
— Я уже принес десять миллионов в казну, милостивый государь.
Несколько секунд Сюлли изучал его, а затем проговорил с той же резкостью:
— Возможно. Где эти миллионы? Говорите. Но будьте кратки: у меня нет времени.
Такой прием привел бы в замешательство обычного посетителя и сокрушил бы придворного. Но Саэтта не считал себя ни просителем, ни придворным. Он не был раздавлен, а лишь раззадорен. И выпрямившись, он дерзко ответил:
— Я знаю, что ваше время дорого, милостивый государь. Я прошу у вас десять минут в обмен на десять миллионов… По миллиону за минуту. Это хороша плата даже для министра.
Сюлли нахмурился и протянул руку к молотку, чтобы позвать слуг и прогнать наглеца прочь.
Но этот замечательный человек, который оказывал незаменимые услуги своему королю, имел слабость — как, впрочем, и все люди, великие и не очень. Сюлли был жаден, и жадность эта порою доходила до алчности.
Он подумал, что, прогнав сейчас Саэтту, он рискует потерять десять миллионов. Сумма заслуживала быть принятой во внимание, хотя человек и показался ему ничтожным.
Не двинувшись с места, министр произнес с выражением властного недовольства: