Сын света (другой перевод)
Шрифт:
Сети и Рамзес вошли в крепость через главный вход, обращенный к пустыне; он был защищен парой двойных ворот, соединенных между собой деревянным мостом: осаждающий неминуемо должен был попасть под град стрел, дротиков и камней, выпущенных из рогаток. Амбразуры были устроены таким образом, что противник попадал под перекрестный огонь, уйти от которого не представлялось возможным.
Часть войска приняли в небольшом городке, развернувшемся у подножия укрепления; казармы, нарядные домики, склады и мастерские, рынок, медпункт — здесь было почти все для вполне сносного
Комендант крепости принял царя и его сына в парадном зале, где объявлялись решения суда, после подтверждения их визирем. Высоким гостям подали холодное пиво и финики.
— Полагаю, царский наместник Нубии сейчас отсутствует? — начал Сети.
— Он должен скоро прибыть, Великий Царь.
— Неужели он сменил место своего пребывания?
— Нет, Великий Царь, он предпочел сам оценить положение дел в краю Ирем, к югу от третьего водопада.
— Положение дел… Вы хотите сказать, бунт?
Комендант старался не смотреть в глаза Сети.
— Подобное определение несколько преувеличенно.
— Неужели номарх отправился бы так далеко, чтобы остановить какую-то шайку воров?
— Нет, Великий Царь, мы строго контролируем данный регион и…
— Почему вот уже несколько месяцев ваши отчеты преуменьшают надвигающуюся опасность?
— Я пытался быть объективным; нубийцы провинции Ирем и в самом деле иногда проявляют себя, но…
— Два каравана разорены, один колодец попал в руки грабителей, вестовой офицер убит… Это вы называете «иногда проявляют»?
— У нас случалось нечто и похуже, Великий Царь.
— Конечно, но при этом были вынесены и приведены в исполнение приговоры. На этот раз и царский наместник, и вы оказались не в состоянии задержать виновных, которые теперь считают себя неуязвимыми и собираются устроить настоящий мятеж.
— Моя обязанность состоит только в том, чтобы защищать, — попытался протестовать комендант. — Ни один мятежный нубиец не проникнет на территорию наших крепостей.
Сети уже начинал выходить из себя.
— Вы полагаете, мы можем оставить во власти мятежников провинции Куш и Ирем?
— Ни на мгновение, Великий Царь!
— Тогда я хочу знать правду.
Слабоволие старшего офицера вызывало у Рамзеса отвращение; подобные трусы недостойны служить Египту. На месте своего отца он бы разжаловал его и отправил на передовую.
— Мне кажется нецелесообразным поднимать наши войска, даже если некоторые волнения и нарушили наше спокойствие.
— Каковы наши потери?
— Таковых нет, я надеюсь; наместник отбыл во главе патрульной экспедиции. При одном ее появлении нубийцы сложат оружие.
— Я жду еще три дня, не больше; затем я вынужден буду вмешаться.
— В этом не будет необходимости, Великий Царь, однако для меня будет большой честью принять вас. Сегодня вечером я устраиваю небольшой праздник.
— Я не приду. Позаботьтесь о размещении моих солдат.
Существовала ли на свете картина более внушительная,
Рамзес переживал каждый толчок могучего Нила, он шел вместе с ним напролом на скалы и вместе с ним побеждал. Между ними, царевичем и потоком, было полное согласие.
Маленький город Бухен ликовал, наслаждаясь спокойствием вдалеке от полей сражений, от войны, в которую никто не верил. Тринадцать египетских крепостей остановили бы тысячи неприятелей; что же до провинции Ирем, то она всегда представляла собой обширное пространство пахотных земель, служившее доказательством спокойного и счастливого существования, которое никто и не собирался нарушать. По примеру своих предшественников Сети довольствовался тем, что продемонстрировал свою военную мощь, чтобы оставить неизгладимое впечатление в умах и укрепить мир.
Проходя по лагерю, Рамзес убедился в том, что ни один солдат и не думал о бое; одни спали, другие пировали, третьи предавались ласкам восхитительных нубиек, кто-то играл в кости, кто-то поговаривал о возвращении в Египет, оружие было оставлено в забвении.
А между тем номарх еще не вернулся из провинции Ирем.
Рамзес отметил естественную склонность людей отталкивать самое важное и значимое, чтобы тем легче питаться иллюзиями; реальность представлялась им столь неудобоваримой, что они предпочитали забивать себе голову миражами, будучи уверенными при этом, что освобождаются от своих оков. Человек становился одновременно дезертиром и преступником; царевич поклялся себе, что не отступит перед фактами, даже если они не будут соответствовать его ожиданиям. Как Нил, он устремится на скалы и одолеет их.
В западном конце лагеря, выходившем на пустыню, какой-то человек согнувшись рыл песок, как если бы собирался закопать там сокровище.
Рамзес, заинтересовавшись, подошел поближе, держа меч наготове.
— Что ты делаешь?
— Помолчи, тише! — раздался едва слышный голос.
— Отвечай сейчас же!
Человек поднялся.
— Ах, как глупо! Из-за тебя она улизнула.
— Сетау! Ты тоже в войске?
— Нет, конечно… Уверен, в этой норе пряталась черная кобра.
Одетый в свою нелепую накидку с карманами, небритый, загорелый, с черными волосами, переливавшимися при лунном свете, Сетау, естественно, вовсе не походил на солдата.
— По словам опытных знахарей, яд нубийских змей отменного качества; подобная экспедиция — это, знаешь, такой шанс!
— Но… как же угроза? Ведь речь идет о войне!
— Что-то не слышно запаха крови. Эти болваны солдаты только и знают, что жрать да пить. В сущности, это самый безобидный вид их деятельности.