Сын теней
Шрифт:
— Я знаю, что тебе нужно домой, — тихо ответила я. — Ты нужен Шону даже больше, чем он думает. Перед ним стоит сложная задача, ему необходима поддержка. И… и еще холодная голова, опытный человек, способный понять, кому из союзников можно доверять, а за кем лучше присмотреть. Ты не можешь задерживаться. Но у меня здесь посьи невыполнимая задача, отец, и мне тоже нужна твоя помощь. Змей сказал правду. Бран умирает. Надежда почти оставила его, поскольку он не верит, что достоин спасения. Его жизнь держится на тоненькой ниточке. Ты должен помочь мне сохранить эту нить, пока я не схвачу его за руку и не приведу назад. Мама послала тебя через море, чтобы ты принес нам правду. Мне необходимо знать, что ты обнаружил. Расскажи все прямо сейчас, немедленно.
— Я понимаю твое нетерпение,
— Эти люди, каждый из них, без колебаний отдадут жизнь за меня и моего сына. Мы здесь в безопасности, отец.
— За сына? Так Джонни тоже здесь?! Но…
— Отец, пожалуйста! Пожалуйста, расскажи мне, что ты узнал. Мне необходимо понять, что произошло с Браном. Что случилось с его матерью? Ты узнал историю Марджери?
— Узнал дочка. Оказалось, это очень грустная и запутанная история. Мне пришлось собирать ее по крохам по всем деревням Херроуфилда, копаться в прошлом девятнадцатилетней давности. Я не смогу рассказать историю целиком, но в деревеньке Ивлингтон, лежащей через холмы от Херроуфилда, мне открылась ее часть, долго державшаяся в секрете.
— Рассказывай. Нет, лучше пошли со мной, ты сядешь рядом с ним и расскажешь нам обоим. Он… он считает, что мать оставила его. Бросила. Это — глубокая рана, которая долгие годы жжет его душу. Но мама говорила, что Марджери любила сына, я не могу поверить, что она оставила его добровольно.
— Рассказать вам обоим? — Отец пораженно застыл над неподвижной фигурой с серым лицом, лежащей под навесом. — Да разве он услышит? Этот парень, без сомнения, совершенно не осознает, что происходит вокруг. Его уже не спасти. Ты его любишь, вот и надеешься на чудо. Но чудес не бывает, солнышко. Я уже и раньше видел людей в таком состоянии…
— Замолчи! — закричала я. — Прекрати немедленно! Если ты хочешь говорить о смерти, то мог вообще сюда не приходить. Мне нужна твоя помощь, а не смертный приговор. Рассказывай лучше свою историю. — Я взяла разрисованную руку Брана и прижала ее к щеке.
Отец изумленно смотрел на меня посветлевшими голубыми глазами.
— Я уже заметил, — сказал он, — как все в этом бандитском притоне мчатся выплонять любой твой приказ. Они произносят твое имя с уважением, чуть не с благоговением. И все же, я не уверен. Ни один отец не хотел бы видеть свою дочь в таких условиях. Ты уж прости мне эти слова. Я просто не могу, когда тебе плохо. Твоя мать была очень мудрой женщиной. Я никогда не указывал ей что делать. Твой выбор… мне сложно его принять. Но я как-то раз дал тебе обещание и не нарушу его, хоть у меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя здесь.
— Рассказывай.
— Ну что ж. Это история о злой судьбе, об утраченных возможностях. Эта история и в самом деле некоторым образом доказывает, что этот молодой человек прав, утверждая, что отчасти именно я виноват в том, что с ним стало. Я должен перед ним извиниться. Мне не дано изменить прошлое, эта история уже закончилась. А началась она в тот год, когда сыну Марджери исполнилось три года, и она решила поехать с друзьями в Ивлингтон на зимнюю ярмарку.
Я слушала тихий голос отца. Снаружи Альбатрос хлопотал у огня — темная фигура на фоне безлунного черного неба. За границами освещенного круга под высокими березами, меж древних стоячих камней, над неподвижной поверхностью озера клубились тени. И где-то среди них ждала фигура в капюшоне. Тихая и недвижная, словно еще одна тень.
— Ты уже знаешь, — сказал отец, — что мой родственник и друг Джон был убит, выполняя мое поручение. Он попал под обвал, защищая твою мать. Я попросил его охранять Сорчу, а Ричард Нортвуд приказал ее убить. Марджери очень тяжело перенесла потерю мужа. Они были очень преданы друг другу, да и вообще, очень тяжело остаться без мужа с младенцем на руках. Она стала тихой и отстраненной, только Джонни давал ей силы жить дальше. В нем сосредоточился весь смысл ее жизни, надежда дать ему будущее, которого лишился ее собственный Джон, держала ее на плаву.
В первое время после утраты, ребенок постоянно занимал все ее мысли, она посвящала ему все свое время. Ты знаешь, что я сам покинул Херроуфилд меньше чем через год после смерти Джона, Марджери тогда еще носила траур. Но с течением времени, друзья убедили ее, что ей стоит начать жизнь сначала, вернуться в общество. И вот, в ту зиму, когда Джонни исполнилось три, она с небольшой группой людей отправилась из Херроуфилда в Ивлингтон на зимнюю ярмарку. Не такая уж дальняя поездка. Это путеществие легко можно проделать за день, или за два, если сделать остановку посреди дороги. Именно так они и поступили, ведь с ними ехал ребенок, он быстро устал.
И с этого момента история теряет ясность. Брат рассказал мне, что на путешественников напали где-то в холмах, не доезжая до Ивлингтона. Кто напал и зачем, остается загадкой. Возможно, пикты из приграничья решили добыть себе немного овец. А когда у них на пути оказалась небольшая группа хорошо одетых людей, они решили не упускать и эту возможность тоже. Позже, тем же вечером, пастух обнаружил на тропе тела путешественников, недалеко от одного из уединенных домиков. Их всех зарезали, и мужчин и женщин. А ребенка не нашли. Никто не смог его обнаружить, хотя мальчика искали. Странное дело. Предположение, что пикты забрали малыша с собой, в качестве раба или заложника, довольно скоро отмели. Уж слишком он был мал, чересчур большая обуза для банды налетчиков. И все же, тела ребенка не нашли. «Волки, — решили все. — Его просто утащили волки, как кролика, или ягненка. Искать дальше не имеет смысла». Новости дошли до моего брата, и ему с сожалением пришлось принять их. Так нашла свой печальный конец Марджери, приехавшая в Херроуфилд полной радужных надежд юной невестой.
Возможно, на этом бы все и закончилось. Прошло шесть лет. Имена Джона и Марджери, да и мое собственное имя, стали историей Херроуфилда. «Лорд Хью, прежний хозяин поместья, оставил его ради зеленоглазой ведьмы из-за моря, у которой в братьях ходили полулюди, полузвери…» Так вот, годы шли. Брат женился. Херроуфилд процветал. Эдвин предъявил свои права на Нортвуд и начал трудиться над его усилением.
А потом моему брату, выполнявшему обязанности мирового судьи, изложили странное дело. Сначала нельзя было даже предположить, что оно имеет какое-то отношение к нашей истории. Речь шла об убийстве мужчины, жившего в уединенном домике в холмах невдалеке от Ивлингтона, человека непорядочного и жестокого. Его ненавидела и боялась вся округа. Происшествие сильно смахивало на казнь. Чистая работа, единственная колотая рана точно в сердце, тонким ножом, какие обычно употребляют, чтобы разделывать птицу. Тело обнаружили не сразу. Люди неохотно ходили к нему. От капли алкоголя в Рори словно бес вселялся, он становился буйным и жаждал крови, к тому же слишком уж часто не давал прохода молоденьким девушкам. Стоило Саймону назвать мне его имя, как я его вспомнил. В свое время его привели ко мне на суд и обвинили в довольно серьезном преступлении. Он изнасиловал дочку местного мельника, сделал ей ребенка. И демонстративно наплевал на наложенный мною штраф. Я никогда еще не слышал, столько ругательств и угроз одновременно. Я приказал заплатить девушке существенную сумму и на пять лет изгнал его с моих земель. Похоже, он вернулся, едва услышав, что я уехал. И вот, он умер. У него не было жены. В то время уже не было. Она просто исчезла, и люди говорили «ничего удивительного». Он часто бил ее и все решили, что однажды он зашел слишком далеко и был вынужден тихо избавиться от тела. Никто не решился задавать вопросы. Все боялись. Так кто же его убил? Кто осмелился на это, и главное, кто смог столь эффективно это проделать? Многие желали его смерти, но слишком боялись, чтобы убить. И там никого не было… никого, кроме ребенка.