Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки

Автор неизвестен

Сказка о Хихибане

Сказительница: Гарингани-ва-Гарингани!

(Я сказительница, дочь сказительницы!)

Слушатели: Гарингани!

(Сказительница!)

Вот как было. Стояло жилище Красоты неземной, несравненной, Чистота в нем — все аж сияет. Ни единой пылинки не сыщешь. Посредине того жилища Вход в нору глубоченную виден. Обитает в норе той целитель, Знаменитый целитель Масинги, И в целительстве нет ему равных. Хоть какая хворь в человеке — С ней расправится вмиг Масинги. Вход в нору глубоченную виден Посредине жилища Масинги, Там хранит он свои амулеты, Там и сам он дни коротает. Так случилось в роду у Максавы — Занедужил и слег Марингана, Марингана, кормилец семейства И опора семейного клана. Домочадцы, себя не жалея, Хоть чуть-чуть облегчить пытались Нестерпимые муки больного. Но, увы, ему лучше не стало, Он и кашу уже есть не может. И слышны день и ночь в его доме Только тяжкие вздохи да стоны. А вам надобно знать: Марингана Пять сынов породил, пять героев. И сильны, и храбры —

нет им равных. Вот однажды их мать собирает И такие слова говорит им: «О, сыны мои! О, моя гордость! Неужели мы будем в бессилье Дожидаться отцовской смерти? Я даю вам наказ суровый: Приведите сюда Масинги, Он один может хворь осилить И вернуть Марингану к жизни». Согласился с матерью старший: «Я пойду приведу Масинги». И пошел он к жилищу Масинги. Но сидит тот в норе глубоченной — Не докличешься, не дозовешься. Потому тот, кому он нужен, Должен громко спеть ему песню, После этого выйдет Масинги Из норы глубоченной, темной. Нтсаланьяна — так старшего звали — Громко петь стал призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! Мой отец заболел, О Масинги, целитель! О Масинги великий! Приди и излечи его, О Масинги, целитель! О Масинги великий! О Масинги, целитель! О Масинги великий! И услышал Масинги песню, Быстро стал собираться в дорогу, Амулеты взял, и настойки, И целебные травы, и мази. Из норы глубоченной он вылез. Тут увидел его Нтсаланьяна, Припустился бежать что есть мочи, Ибо пламенем был охвачен С головы до хвоста Масинги — Змей Масинги, великий целитель! Запыхался от страха парень, Чуть живой к себе в дом ворвался. Обступили его родные: «Что случилось с тобой, Нтсаланьяна? Отчего ты так быстро вернулся И никак отдышаться не можешь? — И бранили его, и стыдили: — Не иначе как ты все подстроил, Чтобы стало отцу еще хуже! Не иначе как тешишь надежду Побыстрей завладеть всем наследством!» От отчаянья чуть не плача, Объяснить попытался парень, Сколь ужасно все, что он видел, Но кто станет внимать речи труса! И сказал Нтсаланьяна с обидой: «Так пошлите кого-то другого, Если мне доверять перестали!» Матируми, второй из братьев, Себя дважды просить не заставил, Тотчас тронулся в путь за Масинги, А придя к тому месту, где жил он, Тоже спел призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! и т. д. Долетела песнь Матируми До ушей Масинги, и быстро Он собрал свои амулеты, И притирки, и мази, и травы, Из норы глубоченной вылез. Тут увидел его Матируми, Затряслись все поджилки у парня, И пустился бежать что есть мочи, Ибо вид у Масинги ужасен, У Масинги — великого змея! Сам не помнит, как в дом ввалился Перепуганный Матируми, Отдышаться никак не может. Коль послушать его, так выходит, Ничего нет ужасней на свете, Чем Масинги, огромный змей горный! Обступили его родные: «Что случилось с тобой, Матируми? Отчего ты так быстро вернулся И никак отдышаться не можешь? Или тешишь надежду в сердце, Что вот-вот наследником станешь?!» Матируми очень хотелось Объяснить родным, сколь ужасно То, что видел он. Но родные Наотрез отказались слушать. И сказал Матируми с обидой: «Вы решили — я трус и обманщик?! Так пошлите туда другого Или сами туда идите!» Отругали его, засрамили: «Ты родителей не жалеешь! Молодежь непутевая нынче!» Делать нечего, за Масинги Третий брат — Мухунгути, уходит. Но и он возвращается с тем же. Вслед за ним Маламулеле, Брат четвертый, пошел за Масинги. Но, увы, и ему нет удачи. Наступил черед Хихибаны. Хоть еще он годами не вышел, Но зато и сметлив и проворен, И не зря он — отцовский любимчик. Обступили старшие братья Хихибану, братишку меньшого, Задразнили его, запугали: «Хо-ло-ло-о! Масинги ужасен! Как увидишь его — так сомлеешь!» Не послушался их Хихибана, Не поддался на уговоры, А спокойно пошел за Масинги И, дойдя до его жилища, Громко спел призывную песню: Слава тебе, о Масинги! О Масинги, целитель! О Масинги великий! и т. д. Услыхал тот призыв целитель, Быстро начал в путь собираться, Взял целебные травы и мази, Амулеты взял и настойки. Из норы глубоченной он вылез, Тут увидел его Хихибана. С головы до хвоста в амулетах, Змей чудовищный надвигался, И скользил, и в кольца свивался — Хо-ло-ло-ло-о! Хо-ло-ло-ло-о! Из норы глубоченной он вылез И пополз прямиком к Хихибане, И обвился тугими витками Змей-целитель вкруг тела ребенка, Но не выказал смелый мальчик Ни единого признака страха. И, увидевши это, целитель Так промолвил: «Быстрее в дорогу! Я верну Марингане силы!» Они шли, и весь путь Хихибана Пел хвалебную песнь для Масинги. А родные тем временем ждали, И тревога вползала к ним в сердце: Отчего не идет Хихибана, Может, диким зверям достался? Вдруг, когда его уж не ждали, Когда жены стряпней занялися, Появился он вместе с Масинги, С этим чудищем змееподобным. Побросав все дела, домочадцы Побежали что было мочи, Потому что до полусмерти Испугались вида Масинги, Наилучшего

лекаря в мире. Испугались и побежали! Вот как младший сын Маринганы Возвратился домой с Масинги. А несчастный больной Марингана В своей хижине оставался, Он не мог убежать с остальными — От бессилья едва дышал он. Лишь взглянул на него Масинги — Тотчас нужные травы извлек он, Дал отвары смертельно больному, Облизал языком его тело. И — о, чудо, чудо свершилось! — Марингана воспрянул к жизни, Без поддержки, сам сел в постели! И глаза его стали зрячи — н'в-е-е-е! И в руках заиграла сила — то-во-ло-ло-ло! Тут выглядывать стали родные Из убежищ своих в дальнем буше. «Ты зачем, Хихибана несчастный, К нам змею приволок на подворье?!» — Так кричали они издалёка. «Не змея это, а самолично Знаменитый целитель Масинги,— Отвечал им отважный мальчик.— Возвращайтесь домой поскорее, Поглядите — отцу стало лучше. Исцелил его лекарь Масинги». Стала тут родня возвращаться Потихоньку из дальнего буша, Удивляясь и радуясь чуду. Так отвагой своей беспримерной Сын помог отцу исцелиться. На другой день в доме Маринганы Был устроен пир для Масинги. Наварили гостям реки пива, Наготовили горы мяса, А спустя два-три дня Масинги Стал к себе домой собираться. На прощанье его одарили И скотом и другим богатством. Провожать его вышли всем миром. Хихибана-храбрец на себе нес Всю дорогу Масинги-змея. А когда все ушли восвояси. Змей-целитель взял мальчика в нору, Где хранил свои амулеты. Там ему он сказал: «Мой мальчик, Если снова беда приключится И отец твой опять занедужит, Приходи — дам лекарства любые». Возвратился домой Хихибана, Передал все отцу слово в слово, Передал и дары от Масинги. Был доволен весьма Марингана, Пир устроил в честь сына-героя. Наварили гостям реки пива, Наготовили горы мяса. Весь народ Хихибаной гордится. Его храбростью и геройством. Тьфу! Чо-йо-йо-о-о-о! Я плюю! Пора закрывать ворота!

Уситунгу и голуби

Юная девушка по имени Уситунгу достигла возраста зрелости. В этот день, по обычаю зулусов, ее оставили в поле одну, пока другие девушки вместе с женщинами пошли собирать сухие травы.

Вдруг появилась огромная стая лесных голубей. Они подняли циновку, на которой сидела девушка, и взмыли в воздух. Когда голуби со своей ношей пролетали над головами работающих в поле женщин — среди них была и мать Уситунгу,— девушка закричала:

— Мама, мама, голуби уносят меня!

Мать подняла голову и увидела, что ее дочь сидит на циновке, а циновка летит по воздуху, уносимая множеством голубей. Дочь тянулась к матери руками, но той, конечно же, не удалось дотянуться до протянутых рук дочери.

Голуби поднялись еще выше, и вскоре Уситунгу, сидящая на циновке, растворилась в голубых небесах. Мать изо всех сил бежала вслед, покуда к вечеру не увидела, что голуби с циновкой опустились на землю. Голуби устроились на ночлег среди верхних веток дерева. Мать же, обессиленная бегом, прилегла под деревом, и ее тотчас сморил глубокий сон.

Наутро, едва рассвело, женщина проснулась, но, увы, голубей уже не было. Не было и дочери. Пришлось бедняжке возвращаться домой одной.

Голуби тем временем несли Уситунгу все дальше и дальше, пока не принесли ее в страну голубей. Там вышел ей навстречу огромный голубь, приветствовал ласково, назвал своей невестой. Это был не кто иной, как король голубей. В тот же день и сыграли свадьбу, и Уситунгу сделалась правительницей голубей. Шло время, месяц за месяцем. Уситунгу понесла и родила ребенка, через положенный срок родился у нее второй ребенок, а потом третий.

Однажды ее супруг король-голубь сказал, что отправляется со всеми своими подданными на поиски пропитания. Он прибавил, что с ее стороны было бы неразумно в его отсутствие плакать и пытаться уйти обратно в свою деревню, потому что теперь в той деревне никто не живет,— это видели голуби, пролетавшие там. Деревня покинута и пуста.

Именно эти слова пробудили в Уситунгу тоску по родине. Нестерпимо ей захотелось увидеть мать, показать ей троих своих милых деток. Как только все голуби улетели, она принарядила детей, посадила младшего на спину, остальные могли идти сами. И они отправились в деревню. Спустя много дней достигла Уситунгу того пригорка, где под деревом она в последний раз видела мать. Отсюда открывался вид на долину, где располагалась деревня. Она и впрямь опустела. Куда же подевались все жители? Издали Уситунгу заметила какой-то холм, которого прежде не было. Она велела детям обождать у дерева, а сама пошла вперед. Приблизившись к холму, она увидела, что у него были ноги, каждая высотой с дерево, хвост, извилистый и длинный, как дорога, голова величиной с дом, а пасть не меньше, чем ворота хлева. Это был великан-людоед. Теперь он спал. Уситунгу достала нож и вонзила великану в брюхо. Первой оттуда вышла курица, затем петух, затем коза, сказавшая:

— Ме-е, я вижу свет!

Затем появилась корова и сказала:

— Му-у, я вижу свет!

Потом вышли мать Уситунгу, ее сестры и все жители деревни.

Когда король-голубь отыскал Уситунгу, они радостно встретились и жили счастливо.

Сикхамба-нге-ньянга

Говорят, жил некогда богатый человек и было у него много жен. Среди этих женщин одна была особенно хороша. Поначалу она была любимой женой, и все жены страшно завидовали ей. К несчастью, она не родила мужу ребенка, и это охладило его, он перестал уделять ей внимание. Остальные жены всячески выказывали ей свое презрение. Никто не разговаривал с ней, и даже детям не разрешалось переступать порог ее хижины или оказывать ей мелкие услуги. Жены имели обыкновение делать все сообща: вместе вскапывали делянки, вместе траву косили, вместе циновки плели. Но никто из них не желал работать с ней. Всю работу ей приходилось делать самой. Одна вскапывала, одна косила, одна плела циновки. Шли месяцы, а муж так и не появлялся у нее, а если и заходил на минутку, то сразу же торопился к другим женам, к тем, которые рожали ему детей. Она стала замкнутой и грустной.

Однажды женщина пошла на свою делянку, как всегда, в одиночестве. Работала до изнеможения и под конец решила посидеть в тенечке под деревом, росшим посреди поля. Тяжелые думы овладели ею, слезы закапали сами собой. Вдруг она слышит:

— Почему ты плачешь, женщина? Что печалит тебя?

Говорила одна из двух голубок, что незаметно прилетели и сели на ветки того самого дерева, под которым отдыхала женщина.

— Я плачу, потому что я в печали. А печаль моя потому, что мой муж не любит меня больше. Он не любит меня больше, потому что у меня нет от него ребенка. У меня нет от него ребенка, потому что я не могу рожать.

Голубки улетели и тотчас вернулись, каждая принесла в клюве по пилюле.

— Прими эти пилюли немедленно и увидишь: очень скоро ты понесешь.

Женщина схватила пилюли и тотчас их проглотила. Она была так благодарна голубкам, что предложила им отборного зерна, но те наотрез отказались.

— Нет,— сказали они,— мы ничего не хотим в награду за то, что мы сделали для тебя.

Меж тем прошло несколько месяцев, и она поняла, что в тяжести. Счастью не было предела. Но решила ничего не говорить ни мужу, ни женам мужа. «Все равно,— думала она,— они ничего не заметят, пока не родится ребенок».

Пришло время, и она родила девочку необыкновенной красоты. Они были счастливы вместе, и мать обрела утраченную красоту. Она назвала ее Тханга-лимлибо, что означает Цветущая Тыковка. Женщина чувствовала такую обиду, что решила не показывать ребенка мужу. Если он зайдет, то сам увидит, но она не собирается искать его в хижине других жен. Она была так решительно настроена, что прятала своего ребенка от чужих глаз и только ночью разрешала выходить ей подышать свежим воздухом. Так продолжалось долго, пока Тханга-лимлибо не стала девушкой.

Это случилось тогда, когда мать заставила поработать дочь во дворе днем. Тханга-лимлибо вышла во двор почистить лужайку перед хижиной. В первый раз люди увидали ее. Красота ее была столь совершенна, что все оторопели. Мужчины не могли охотиться, женщины — пахать, девочки — брать воду из источников, мальчики-пастушки — гнать скот на пастбище, даже животные не хотели щипать траву. Все живое собралось около ее дома и застыло в оцепенении. Наконец мать заметила это и приказала дочери немедленно возвращаться в дом, тогда люди и животные могли сдвинуться с места.