Сыновний бунт
Шрифт:
Радуясь тому, что со светом все улажено, Закамышный повернулся к Ивану и сказал:
— Вот смотрел макет будущих Журавлей… Наглядность! И не один я удивляюсь, как все это заманчиво. Разве журавлинцы могли даже мечтать об этом?.. Вот, Ваня, почему в книгин-ском доме сегодня так людно… Это же какое событие! И я прошу тебя, Ваня, — он дружески обнял Ивана, отвел в сторону, — тут собрались люди простые, в премудростях архитектуры разбираются, прямо скажем, слабовато. Так что ты расскажи им попроще, по доходчивее… Ну что, Ваня, начнем?
— Почему отец не пришел? — спросил Иван.
— Обещал, — сухо
Иван прошел на веранду, взял камышинку-указку. Откашлялся и, бледнея и волнуясь, тихим голосом сказал:
— Товарищи! Перед вами проект планировки и застройки новых Журавлей… Всем видно?
— Всем!
— Петро, сними шапку!
— Кто это взобрался на погребок? Вот этим видно…
— То кумовья из Птичьего.
— Иван Иванович, громче поясняй!
— Тише! Это вам не собрание… Давай, Ваня! Давай!
XVIII
Иван прижал к плечу камышинку-указку и молчал. Смотрел на незнакомое, разноликое и шумное собрание, видел грузовики, в которых, как в ложах театра, разместились мужчины, женщины, взглянул на парней, оседлавших забор, посмотрел на старух и на стариков, посаженных на стулья вблизи веранды… Волновался и не мог говорить. Вспомнил, как известный в Москве адвокат, отец друга-однокурсника Кольки Звугинцева, учил Ивана и Кольку ораторскому искусству: для того, чтобы тебя слушали, давал совет адвокат, нужно говорить не всему залу, а выбрать в семнадцатом — «Да, да, именно в семнадцатом!» — ряду какую-либо старушку и рассказывать одной ей, а остальные будут тебя слушать… Тут же не было ни рядов, ни подходящей старухи. Случайно на глаза Ивану попались кумовья из Птичьего. Антон и Игнат взобрались на земляную покатую крышу погребка и смотрели озабоченными, чего-то ждущими глазами.
Иван успокоился и начал рассказывать о своем дипломе Игнату и Антону. Он понимал, что слова «проект планировки и застройки новых Журавлей» любознательным кумовьям еще ничего не говорили. Все то важное, ради чего они пришли в Журавли и примостились на погребке, было еще впереди. Иван даже улыбнулся Игнату и Антону, и улыбка его говорила: «Ну что, друзья, вам это интересно?..» Он говорил о среднегодовой температуре, о господствующих ветрах в Журавлях и видел, как лица у Игната и Антона хмурились и как бы говорили: «Ну чего ради затеял речь о тепле и холоде? Все это мы и без тебя знаем. И ветры восточные нам осточертели… Надо, Ваня, ближе к сути…»
Иван и сам понимал, что мысли надобно излагать и кратко и понятно, а как это сделать, не знал. Пространно заговорил о том, какие могут быть использованы местные строительные материалы, назвал и песок, и глину, и гравий, и известковый туф, выходивший на поверхность земли вблизи Вербовой Балки, и шлакобетон, и кирпич; сказал и о том, что хутора Вербовая Балка и Куркуль не войдут в будущие Журавли… Собрание зашумело.
— А как Птичье и Янкули?
— Разве не видишь, Агафон, что показано на макете? Иван Иванович наглядно показал, что Янкули и Птичье пристегиваются к Журавлям!
— От хутора до хутора ляжет шаша!
— А куда девать Куркуль?
— Изничтожить!
— Получается дюже несправедливая картина! Одни станут жить в раю, а другие —
— Валяй всех в малу кучу без верха!
— Тише, граждане! — Закамышный вышел на веранду, постоял, раскинув руки. — Без галдежа не можем? Прений еще не открывали!
Установилась тишина, и Иван начал рассказывать сперва о главной идее своего проекта — построить красивое и удобное для жизни село; затем говорил о грунте в Журавлях, о том, как и где будет проложен водопровод и в каком месте лучше всего поставить водонапорную башню. Поднял камышину и указал ею сперва на башню, а затем на зеленый массив — журавлинский парк на берегу Егорлыка. Упомянул и о том, что. теперешний жилой фонд в Журавлях и на хуторах на девяносто процентов к жилью не пригоден.
— Вы скажете, люди строятся? — Иван положил камышину на плечо. — Не все, а те, кто строится, делают это без плана и даже без всякого порядка… Мой брат Григорий поставил дом так, что он на три метра выдвинулся на улицу…
Опять то там, то тут слышались голоса. И первым, задетый за живое, крикнул Григорий:
— Иван! Моего строения не касайся!
— Брат правду говорит, Гриша!
— Вот у Лысакова в Птичьем домишко — да! — Всем построить такие скворешни!
— Возле дома и садок и виноградник!
Пришлось Закамышному- снова подниматься на веранду.
— Товарищи! — сказал он. — Неужели нельзя помолчать? Пусть Иван Иванович расскажет нам все по порядку, а тогда и начнем балачку… Согласны?
Голоса стихли. Камышинка-указка забегала по макету. Иван показывал те общественные здания, которые были в Журавлях, и те, которые должны были появиться по новой планировке села.
— Перед вами общий архитектурный облик Журавлей с Птичьим и Янкулями. — Камышинка перекрестила макет. — Два хутора по бокам, как два крыла, связываются с Журавлями шоссейной дорогой. И Журавли, и Янкули, и Птичье будут компактнее. Длина Журавлей, например, сократится вдвое, а в этом месте, где станут жилые дома, село значительно расширится. Территория застройка Журавлей без Янкулей и Птичьего составит тридцать два гектара с плотностью населения в сто сорок человек на один гектар…
Опять голоса, опять реплики.
— Сто сорок? Это много или мало?
— Не печалься, тетя Марфуша! Ты ведаешь кукурузным звеном, и тебе известно, сколько стеблей кукурузы растет на одном гектаре.
— Тю на тебя! То кукуруза, а то люди!
— А зараз мы в каком уплотнении проживаем?
Иван ответил:
— В Журавлях на одном гектаре двадцать восемь человек, в Птичьем — двадцать два, в Янкулях — шестнадцать, а в Куркуле — восемь человек.
— Всех просторнее живут куркульчане!
— Степовики!
— А в городе какое уплотнение?
— Разное…
— К примеру, в Москве?
— Нам до Москвы еще далеко!
— Правильно, Ваня, чертишь, правильно! — Плечистый мужчина приблизился к веранде. — Ни к черту не годная наша, раздробленная житуха! В магазин сходить — три версты, в школу ребенку побежать — три версты, на собрание или в кино — шагай все те же три верны… Да разве это жизнь? И не зря зараз наши люди маракуют: как жить? Так жить и дальше, как жили наши батьки и деды, или поворачиваться к культурности? Как жить? Это вопрос большой, и замалчивать его не следует…