Сыновний бунт

Бабаевский Семен Петрович

— Поучать тебя, Григорий, я не собираюсь. — Иван повернулся к брату. — Слушал я тебя, Гриша, и удивлялся: откуда у тебя все это?

— Что — «это»?

— А насчет лодырей, и вообще о счастье ты рассуждаешь, как этакий, не обижайся, Гриша… как этакий новоявленный кулачок…

— Вот ты куда махнул! — Григорий наигранно рассмеялся. — Не печалься, Ваня, кулака из меня не получится… И придумал же! Хоть ты и в институте учишься и скоро этим, архитектором, станешь, а смешной ты, Ваня, вот что я тебе скажу… Ну, какой из меня, к чертовой бабушке, кулак? Верно, живу я обеспеченно, нужды не знаю. Но батраков у меня нет, не было и не будет. Чужого труда я не эксплуатирую. Я механизатор, и не какой-то там одиночка, а бригадир, и

труд я люблю коллективный, а жить хочу в до-статке… Что в этом плохого, говори?

— Достаток, Гриша, — это хорошо, — согласился Иван. — Но не в одном достатке счастье…

— В чем же оно, по-твоему, это счастье? Поясни.

— Боюсь, Гриша, не поймем друг друга.

— Поясняй… Я понятливый.

— В будущем году у меня государственный экзамен… „И ты знаешь, почему я приехал в Журавли?

— В гости!

— Не только в гости… Зародилась у меня, Гриша, мысль: показать и в чертежах и на макете, какими Журавли станут в будущем. И эту мысль хочу воплотить в своей дипломной работе… В институте меня поддержали — и вот я в Журавлях…

— Какими же рисуются в твоих мечтах Журавли? — спросил Григорий, зевая. — Вроде б городка на берегу Егорлыка или в каком ином обличье?

— Какими Журавли рисуются в моих мечтах? — переспросил Иван, глядя на село в огнях. — Я-то, Гриша, вижу их, эти обновленные Журавли, они-то и не дают мне ни спать, ни спокойно жить… Если сказать тебе в общих словах, то это будет поселение, очень удобное для жизни. И красивой архитектуры двухэтажные дома, и уютные квартиры с канализацией и водопроводом, и благоустроенные улицы, и Дом культуры, и кинотеатр, и больница, и магазины — все должно служить человеку. И не вина, а скорее беда колхозников, что они длительное время вынуждены были жить в этих землянушках, без каких бы то ни было удобств. Рано или поздно, Гриша, а беде этой придет конец… И он уже приходит!..

— Фантазируешь? — вполне серьезно спросил Григорий, нагибаясь и обнимая руками свои колени. — А жить, Ваня, как я это разумею, надо без фантазии, а реально. Та жизнь, каковую можно руками ощупать и языком на вкус испробовать, радует больше… Вот ты говоришь, что не вина, а беда колхозников. А колхозники втянулись в эту жизнь и живут. — Григорий обнимал свои колени и покачивался, будто кому кланяясь. — Ты нагляделся городской жизни, вот тебе и лезет в голову разная фантастика… Ежели тебе что требуется для твоей учебы, действуй, рисуй… А насчет перестройки Журавлей сперва спроси самих журавлинцев. Хотят они жить по-городскому или не хотят?

— Ну, вот ты, Григорий? — в упор спросил Иван. — Ты желаешь?

— Сказать правду? — Григорий покачивался, кланялся. — И я не хочу, и многие, пожалуй, не захотят…

— Почему?

— Я, к примеру, в общей квартире не нуждаюсь, я сам себе хозяин и сам для себя дом строю. — И снова раскачивался. — И другие строятся, и жить мы хотим в своем дворе и чтобы за стенкой никто не бубнил, не мешал спать. И потом нужны средства, их надо вынуть из кармана. Подумал ты об этом? — Григорий расправил плечи, поднял голову. — Вот ежели б за государственный счет, тогда дело другое, тогда охотников нашлось бы побольше. А за свои денежки кому охота кидаться в ту твою фантазию? Выгоды нету… — И опять обнимал колени и кланялся. — С батей ты уже на эту тему поговорил?

— Небольшой разговор был.

— И что? Поддержал?

— Ничего определенного не сказал.

— И не жди, не скажет… Батя наш хитрый, он на эти твои мечтания не пойдет… Ну ладно, бросим мы об этом, — сказал Григорий, видя, что Иван загрустил. — Ты лучше помоги мне в одном важном деле… Как брата прошу.

— В чем же нужна моя помощь?

— Ты видел мой дом? — Григорий вытянул ноги и прислонился спиной к стене. — Осенью буду справлять новоселье. И деду Луке найдется в доме местечко… Но вот тут и возникает загвоздка. Землянку, в которой мы с тобой родились, я решил приспособить под

гараж, Помещё ние ветхое, для жизни не пригодно, а для гаража в самый раз. Ты только погляди, Ваня! — Григорий даже встал. — В этом месте, где мы зараз сидим, будет въезд. Стену уберу, поставлю двухстворчатые двери — и гараж готов! И въезд прямо с улицы, это же очень удобно! — Сел и с грустью в голосе продолжал: — Но беда, Ваня, в том, что дед Лука никак не желает покидать землянку. Ужасно старорежимный старик! Не уйду, говорит, и все тут. Силой же его оттуда не выгонишь! — Ближе подсел к Ивану. — Уговори его, Ваня… Тебя он послушается. Скажи, что скоро все Журавли будут переделываться и что ему пора на старости лет переселиться в новый дом. Зачем же так упорствовать? Да ты и сам знаешь, как и что сказать… И я бы мигом, в одну ночь, все переделал бы… Это же преступление — такую дорогую машину держать под открытым небом… Ведь это же ценность! А скоро осень, начнутся дожди, потом и зима явится…

Из ворот вышла Галина и ласково, певуче сказала:

— А-а-а! Вот они где, братовья! А спать когда, Гриша? Мать уже спит. — И к Ивану — Братушка, я тебе постелила в «Москвиче». Внутри у него есть такое устройство. Получается сильно удобная кровать. А какие пружины!

— Так ты, Ваня, не забудь, уговори старика, — напомнил Григорий, вставая. — Он тебе подчинится…

— Это вы беседуете насчет гаража? — спросила Галина. — Правда, Ваня, уговори дедушку. Ежели ты с ним поговоришь, он согласится…

— Ладно, — сухо ответил Иван, устало расправляя плечи и потягиваясь. — Идите, отдыхайте, а я пойду на гулянку. Давненько я не был на журавлинских вечеринках….

XX

Иван пошел по улице, в ту сторону, откуда долетали звуки баяна. Григорий и Галина посмотрели ему вслед, постояли у ворот и направились во двор. Спали они уже в новом доме. Им так надоело жить в землянке, что в тот же день, когда на стропила улегся шифер, они устроили в одной комнате детскую — в ней на толстом настиле сена, как на полости, вповалку спали сыновья, — а в другой, в соседней, поставили стол, стулья, свою широкую, на панцирной сетке кровать. Окна ещё были без рам, и в их пустые просветы смотрели звезды. Григорий лежал в постели, видел в окне кусок черного неба. Что-то сна не было. Григорий то комкал подушку, то ворочался, то вздыхал.

— Не спится, Гриша? — участливо спросила Галина. — Или думки какие тревожат?

— Иван сидит в моей голове, — вздыхая, ска зал Григорий. — Как-то даже не верится, что мой брат, тот самый Ванюшка, белобрысый мальчуган, и будет архитектором… какого ещё в книгинском | роду не было.

— Зато теперь будет, — сказала Галина. — Ваня молодец, своего достигнет! Гриша, а о чем вы беседовали?

— Так, о разном, — неохотно ответил Григорий. — Поделился Иван своими мечтами… Ты думаешь, он к нам в гости прибыл? Сколько годов поджидали, не заявлялся. А теперь явился потому, что есть у него сбои планы… Задумал Иван наши Журавли переделывать.

— Переделывать? — удивилась Галина. — И на какой же манер?

— Известно, на городской! — сердито ответил Григорий. — Разная прочая культурность, общие двухэтажные дома, квартиры для каждого с ванной… Так что пожили журавлинцы по старинке, и хватит, пора перестраиваться на городской манер.

— Гриша, а разве зто плохо?

— Не знаю. — Григорий заложил руки за голову. — Может, кому и хорошо, а только все это нереально. Братуха мой — мечтатель, и вся эта его затея пока только сидит у него в голове… В мечтах оно все и легко и просто, а возьмись да засучи рукава… Удивляет меня Иван! Чего он сует свой нос в нашу жизнь? Или ему в городе работы не найдется? Девять лет гулял по белому свету, а мы Журавли приподнимали, сил не жалели. Теперь жизнь наладилась, из бедности мы выкарабкались. А тут Иван нарядился в костюмчик и явился эту нашу жизнь на свой лад перекраивать…