Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
– Что? Ах, – Грэм Коутс рылся в своей памяти, чтобы вспомнить, что дальше. – Счастье, – объявил он, – это бабочка [20] .
– Или синяя птица [21] , – согласился Паук.
– Почти. Могу я закончить?
– Конечно. К вашим услугам, – с готовностью откликнулся Паук.
– И счастье каждого в агентстве Грэма Коутса так же важно для меня, как мое собственное.
20
«Счастье –
21
Паук цитирует Мориса Метерлинка (1862–1949), бельгийского поэта, драматурга и философа, автора всемирно известной пьесы «Синяя птица».
– Даже не передать, – сказал Паук, – как я теперь счастлив.
– Да, – сказал Грэм Коутс.
– Ну, мне пора возвращаться к работе, – сказал Паук. – Но речь была о-го-го. Если еще чем-нибудь решите поделиться, сразу зовите меня. Вы знаете, где меня найти.
– Счастье, – произнес Грэм Коутс, и голос его прозвучал немного сдавленно. – И что интересно, Нанси Чарльз, так это – счастлив ли ты у нас? Не кажется ли тебе, что где-нибудь еще ты был бы счастливее?
– Да мне это неинтересно, – сказал Паук. – Хотите узнать, что мне интересно?
Грэм Коутс ничего не ответил. Прежде такого никогда не случалось. Обычно в этот момент у них вытягивались лица, и они впадали в ступор, а иногда плакали. Грэм Коутс ничего не имел против.
– Мне вот что интересно, – сказал Паук, – для чего нужны счета на Каймановых островах. Видите ли, это выглядит так, будто деньги, которые должны поступать на счета клиентов, вместо этого порой оказываются на Каймановых островах. Забавная финансовая схема: деньги просто оседают на этих счетах. Никогда ничего подобного не встречал. Я полагал, у вас-то найдется объяснение.
Лицо Грэма Коутса стало не то чтобы совсем белым, а такого цвета, который в каталоге красок обозначен под названием «пергамент» или «магнолия».
– Как ты получил доступ к этим счетам? – спросил он.
– Эти компьютеры, – ответил Паук. – Вас они тоже выводят из себя? Вы что умеете с ними делать?
Грэм Коутс надолго задумался. Ему всегда представлялось, что его финансовые дела так запутаны, что даже если отдел по борьбе с мошенничеством и придет к выводу, что здесь имеет место экономическое преступление, экспертам будет чрезвычайно трудно точно определить, в чем именно оно заключается.
– Ничего незаконного в наличии офшорных счетов нет, – сказал он как можно небрежнее.
– Незаконного? – переспросил Паук. – Надеюсь, что нет. В смысле, если обнаружу что-то незаконное, я ведь обязан сообщить об этом куда следует.
Грэм Коутс взял со стола ручку и тут же положил обратно.
– А, – сказал он. – Как ни приятно с тобой болтать, беседовать, время проводить и всячески компанию водить, Чарльз, подозреваю, что каждому из нас пора вернуться к работе. Работать и родить, в конце концов, нельзя погодить. Не
– Жизнь нелегка, – продолжил Паук, – но я балдею от радио [22] .
– Как скажешь.
Толстяк Чарли начал ощущать себя человеком. Боль ушла; медленно накатывавшие волны тошноты отступили. И хотя он еще не был убежден в том, что мир – это чудесное радостное местечко, он уже покинул девятый круг похмельного ада, и это было хорошо.
Во владение ванной вступила Дейзи. Он слышал, как из-под крана побежала вода и как там обстоятельно плещутся.
22
Песня Reunion «Life Is a Rock (But the Radio Rolled Me)» (1974).
Он постучал в дверь.
– Я здесь, – сказала Дейзи. – Ванну принимаю.
– Знаю, – сказал Толстяк Чарли. – В смысле, я не знал, но как раз подумал, что ты там.
– Да? – спросила Дейзи.
– Я просто подумал, – сказал он через дверь, – подумал, зачем это ты вернулась. Прошлой ночью.
– Ну, – ответила она. – ты порядочно перебрал. Мне показалось, твоему брату нужна помощь. Этим утром мне на работу не идти. Вуаля.
– Вуаля, – повторил Толстяк Чарли. С одной стороны, она его пожалела. А с другой – ей понравился Паук. Да. Чуть больше суток прошло с тех пор, как у него появился брат, и уже понятно, что сюрпризов в новых семейных отношениях не будет. Паук крут, а он – ни то ни се.
– У тебя прекрасный голос, – сказала она.
– Что?
– Ты пел в такси по дороге домой. «Unforgettable». Было здорово.
Ему удалось вытеснить инцидент с караоке из памяти в какой-то темный закоулок, куда складывают то, что причиняет беспокойство. Теперь он все вспомнил, а ему этого не хотелось.
– Ты был великолепен, – сказала она. – Споешь мне потом?
Толстяк Чарли отчаянно размышлял, но от этих размышлений его спас звонок в дверь.
– Кто-то пришел, – сказал он.
Он спустился, открыл дверь, и стало еще хуже. Мать Рози пригвоздила его взглядом, но не сказала ни слова. В руке она держала большой белый конверт.
– Здрасте, – сказал Толстяк Чарли, – миссис Ной. Рад вас видеть. Хм.
Она фыркнула, воинственно выставив конверт перед собой.
– А, – сказала она. – Ты здесь. Что ж. Может, пригласишь войти?
Точно, подумал Толстяк Чарли, таким, как она, вечно нужно приглашение. Достаточно сказать «нет», и она уйдет.
– Да, конечно, миссис Ной. Прошу.
Вот, значит, как вампиры это делают.
– Не хотите ли чашечку чая?
– Не думай, что тебе это поможет, – сказала она. – Потому что не поможет.
– Хм. Конечно.
Вверх по узкой лестнице и на кухню. Мать Рози осмотрелась, и на лице у нее было написано, что кухня не соответствует ее гигиеническим стандартам как содержащая (а она содержала) съедобные продукты питания.
– Кофе? Воды?
Только не говори «восковых фруктов».