Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
Пока день выцветал в сумерках, Грэм Коутс сидел в офисе и глазел на компьютерный экран. Он открывал документ за документом, таблицу за таблицей. В некоторых он что-то менял. Но большинство удалял.
Тем вечером он собирался было отправиться в Бирмингем, где бывший футболист, его клиент, открывал ночной клуб. Но позвонил и извинился: неотложные дела.
Вскоре свет за окном полностью иссяк. Грэм Коутс сидел в холодном сиянии компьютерного экрана – и менял, и переписывал, и удалял.
Про
Однажды – очень-очень давно – жена Ананси посеяла в поле горох. И у нее выросли самые лучшие, самые тучные, самые зеленые горошины, какие только можно встретить. Стоит лишь взглянуть – и слюнки потекут.
И как только Ананси увидел это поле, он сразу его возжелал. Ему нужна была не часть урожая, ибо у Ананси был великий аппетит. Он не хотел делиться. Ему нужен был урожай целиком.
Тогда Ананси лег на кровать, и давай охать, долго и громко, а жена и сыновья все к нему так и сбежались.
– Умираю я, – сказал Ананси тоненьким и слабеньким, как прутик, голосом, – жизни моей конец и венец.
При этих словах и жена и сыновья заплакали горючими слезами.
А Ананси своим тоненьким и слабеньким голосом и говорит:
– У моего смертного одра пообещайте мне две вещи.
– Во-первых, пообещайте похоронить меня под большим хлебным деревом.
– Под большим хлебным деревом у горохового поля? – спрашивает жена.
– А где же еще, – говорит Ананси и продолжает своим слабенько-тоненьким голосом. – А еще вы должны пообещать мне вот что. Пообещайте в память обо мне у подножия моей могилы развести небольшой костер. И чтобы показать, что вы меня не забыли, поддерживать этот маленький костер и не давать ему угаснуть.
– Не дадим! Не дадим! – говорят жена Ананси и дети, а сами воют и рыдают.
– И на этом огне, в знак вашего уважения и любви, я хотел бы видеть махонький горшочек с подсоленной водой, чтобы он напоминал вам о горячих соленых слезах, что пролили вы, пока я лежал умирая.
– Конечно! Конечно! – голосили они, а Ананси, он закрыл глаза и больше не вздохнул.
Ну они и отнесли Ананси к большому хлебному дереву, что росло у горохового поля, и закопали, а у подножия могилы развели небольшой костер, а рядом повесили горшочек с подсоленной водой.
Ананси, он ждал там внизу целый день, а когда опустилась ночь, вылез из могилы и отправился на гороховое поле, где выбрал самые тучные, самые сладкие, самые спелые горошины. Он собрал их и вскипятил в горшке, и так набил себе брюхо, что оно раздулось и натянулось, как кожа на барабане.
А перед рассветом он вернулся под землю, и вернулся ко сну. Он спал, когда жена и сыновья обнаружили пропажу гороха. Он спал, когда они увидели, что горшочек пуст, и снова наполнили его водой.
Он спал, пока они по нем горевали.
Каждую ночь выходил Ананси из могилы, танцуя и радуясь своей хитрости, каждую ночь наполнял горшочек горошинами и набивал свое брюхо, и ел до тех пор, пока не опротивеет.
Шли дни, семейство Ананси все худело и худело, ведь все, что созревало,
И вот жена Ананси, посмотрела она на пустые тарелки и спрашивает сыновей:
– Как бы поступил ваш отец?
Сыновья думали-думали и вспомнили все сказки, что рассказывал им Ананси. И спустились они к смоляным ямам, и купили на шесть пенсов смолы, чтобы хватило на четыре больших бадьи, и отнесли эту смолу на гороховое поле. И в центре горохового поля поставили они смоляного человека: со смоляным лицом, смоляными глазами, смоляными руками, смоляными пальцами и смоляной грудью. Хороший получился человек. Такой же черный и гордый, как сам Ананси.
Той же ночью старик Ананси – такой толстый, каким он еще в жизни не был – вылез из земли и, пухлый и счастливый, с животом раздутым как барабан, побрел к гороховому полю.
– Ты кто? – спросил он смоляного человека.
А смоляной человек, он ни слова не отвечает.
– Это мое место, – говорит Ананси смоляному человеку. – Мое поле с горохом. Убирайся-ка по добру по здорову.
А смоляной человек он ни слова не отвечает, и ни один мускул у него не дрогнет.
– Нет, не было и не будет никого крепче, мощнее и сильнее меня, – говорит Ананси смоляному человеку. – Я свирепей Льва, быстрее Гепарда, сильнее Слона, ужаснее Тигра.
Он так раздулся от гордости за свою мощь и силу, и свирепость, что забыл, что он всего лишь маленький паучок.
– Трепещи, – сказал Ананси. – Трепещи и беги!
А смоляной человек, он не затрепетал и не убежал. Сказать по правде, он просто стоял и все.
И Ананси его ударил.
Кулак Ананси накрепко приклеился.
– Руку мою отпусти, – говорит он смоляному человеку. – Руку отпусти, а не то я тебя в лицо ударю!
А смоляной человек, он не говорит ни слова, не шевельнет ничем, так что Ананси бьет его, бах, прямо в лицо.
– Ну ладно, – говорит Ананси. – Пошутили и хватит. Хочешь держать меня за руки – держи. Но у меня еще четыре руки и пара добрых ног, и все ты не удержишь, так что давай, отпусти меня, и я тебя пощажу.
А смоляной человек, он не отпускает руки Ананси, и ни слова не говорит, так что Ананси сначала бьет его всеми руками, а потом пинает ногами, всеми по очереди.
– Ну ладно, – говорит Ананси. – Отпусти меня, а не то я тебя укушу.
Смола заполняет ему рот, покрывает нос и лицо.
Вот так они и нашли Ананси на следующее утро, когда жена и сыновья пришли на гороховое поле к старому хлебному дереву: намертво приклеен к смоляному человеку, да и сам – мертвее не бывает.
Они не удивились, увидев его таким.
В те времена Ананси именно в таком виде обычно и находили.
Глава 6
в которой Толстяк Чарли не может попасть домой даже на такси
У Дейзи прозвонил будильник. Она потянулась в постели, как кошечка. В ванной шумела вода, значит, соседка уже встала. Дейзи надела розовый махровый халат и вышла в столовую.