Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)
Шрифт:
Кажется, понял он, поразмыслив, она направила на него пистолет. Он был совершенно уверен, что видел, как она тянулась к оружию. И ему невероятно повезло, что под рукой оказался молоток, что в комнате у него – на случай, если появится желание что-то мастерить, – лежал набор инструментов. Иначе он бы не смог так быстро и эффективно себя защитить.
Только сейчас ему пришло в голову закрыть входную дверь в кабинет.
Он заметил кровь на рубашке, на руке и подошве ботинка. Снял рубашку и вытер ею ботинок. Затем бросил рубашку в корзину под столом. И изумил себя тем, что поднес руку ко рту и, как кошка, красным языком слизнул с нее каплю крови.
А потом зевнул.
В его офисе была кладовка, где висели костюм и свежие сорочки, лежали носки, нижнее белье и тому подобное. Никогда ведь не знаешь, вдруг придется отправляться на премьеру прямо из офиса. Будь готов.
Он осторожно оделся.
Еще там стоял небольшой чемодан на колесиках, из тех, что обычно запихивают на полку над сиденьями. Он уложил в него вещи так, чтобы оставалось свободное место, и позвонил в приемную.
– Энни, – сказал он. – Не выскочите на минутку за сандвичем?
Только не в «Прет» [52] . Знаете это новое место на Брюэр-стрит? Я тут заканчиваю с миссис Ливингстон. Не исключено, что мы с ней пообедаем в ресторане, но лучше на всякий случай иметь что-нибудь под рукой.
Он провел несколько минут за компьютером, запуская программы, очищающие диск: ваши данные перебиваются случайными единицами и нулями, растаскиваются на мелкие части и наконец, в бетонных галошах, депонируются на дно Темзы. Покончив с этим, он вышел в коридор, катя за собой чемодан.
52
«Прет» – британская сеть предприятий быстрого питания.
По пути заглянул в одну из комнат.
– Пойду прогуляюсь, – сказал он. – Если кто спросит, буду к трем.
Энни уже ушла, получилось удачно. Все будут считать, что Мэв Ливингстон покинула агентство, а он с минуты на минуту вернется. А когда его хватятся, он будет очень далеко.
Он спускался в лифте. Слишком рано, подумал он. До пятидесяти еще больше года. Но механизм выхода из игры уже запущен. Ему просто нужно думать об этом, как о «золотом рукопожатии» [53] или «золотом парашюте» [54] .
53
«Золотое рукопожатие» – компенсация за отставку. Выплачивается при увольнении по независящей от сотрудника причине.
54
«Золотой парашют» – компенсация высокопоставленному сотруднику при увольнении. В любом случае, «парашют» больше «рукопожатия».
А потом, катя за собой чемодан, он вышел в солнечное олдвичское утро и покинул агентство Грэма Коутса навсегда.
Паук мирно спал в своей огромной кровати в кладовке Толстяка Чарли. Он уже начал подумывать, впрочем, довольно рассеянно, что Толстяк Чарли пропал навсегда, и даже решил разобраться в этом в следующий раз, когда ему опять припечет, если, конечно, его не отвлечет что-нибудь более интересное и если он не забудет.
Он спал допоздна, а сейчас шел на ланч с Рози. Они встретятся у ее дома, а потом пойдут в какое-нибудь
Вот и сейчас, единственным, что бросало тень на его счастье, было то, что он решил сказать Рози правду.
Паук был не особенно хорош по части правды. Правда ему представлялась очень податливой, всего лишь одной из точек зрения, а Паук мог при необходимости легко переспорить кого угодно.
То, что он самозванец, его не смущало. Ему нравилось выдавать себя за другого, и у него хорошо получалось. Это соответствовало его планам, которые были довольно просты и до последнего времени заключались в следующем: а) куда-нибудь отправиться; б) развлекаться; и в) уйти, пока не заскучал. И глубоко в душе он знал, что пора уходить. Мир был его лобстером, слюнявчик уже повязан, а официант принес горшочек с топленым маслом и комплект гротескных, но эффективных лобстеро-поедальных инструментов и приспособлений.
Только…
Только он не хотел уходить.
Теперь на этот счет у него были дополнительные соображения, и это сбивало Паука с толку. Обычно у него и основных соображений не было. Жизнь без особых раздумий прекрасна: инстинкты, порывы и неприличное количество удачи служили ему хорошую службу. Но на одних чудесах далеко не уедешь. Паук шел по улице, и люди ему улыбались.
Они договорились с Рози, что он за ней зайдет, так что он был приятно удивлен, увидев, что она ждет его на улице. Он что-то такое ощутил, смутно похожее на чувство вины, и помахал ей.
– Рози! Эй!
Она направилась к нему, и у него на лице расцвела улыбка. Они что-нибудь придумают. Все, что ни делается, к лучшему. Все будет хорошо.
– Выглядишь на миллион долларов, – сказал он. – А может, на два. Чего бы тебе хотелось на обед?
Рози улыбнулась и пожала плечами.
Они как раз шли мимо греческого ресторана.
– Греческий подойдет?
Она кивнула. Они спустились по ступеням и вошли. Там было темно и пусто, ресторан только что открылся, и хозяин указал им на закуток или, скорее, щель в стене, в дальнем конце помещения.
Они сели друг напротив друга за столик, которого едва хватало для двоих.
– Я хочу тебе кое-что рассказать, – сказал Паук. – Она ничего не ответила. – Не плохое, – продолжил он. – Но и не хорошее. Но. Ладно. В общем, ты должна это знать.
Хозяин спросил, готовы ли они что-нибудь заказать.
– Кофе, – сказал Паук, и Рози кивнула.
– Два кофе, – сказал Паук. – И оставьте нас, хм, минут на пять. Мы хотим побыть наедине.
Хозяин ретировался.
Рози вопросительно смотрела на Паука. Он вдохнул поглубже.
– Ладно. Окей. Просто дай мне это сказать, потому что это нелегко, и я не знаю, смогу ли… Ладно. Слушай, я не Толстяк Чарли. Я знаю, ты думаешь, что я это он, но нет. Я его брат, Паук. Ты думаешь, что я это он, потому что мы, типа, похожи.
Она ничего не сказала.
– Ну, то есть я не очень-то на него похож, но… Знаешь, мне ведь тоже нелегко. Окей. Угу. Не могу перестать думать о тебе. В смысле, я знаю, что ты помолвлена с моим братом, но мне, типа, интересно, может, ты собираешься бросить моего брата и встречаться, например, со мной.