Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
А ведь казалось, «что им Гекуба?». [72]
Отбив последнюю, самую ожесточенную атаку, закончившуюся яростным побоищем, Маусман сказал Эдену:
– Ну, мой дорогой покровитель, мы только что всадили в наши ружья последние патроны. Палить из них больше уж не придется. Тут, позади, есть мост. Мы там укрепимся и будем драться. Через камышовые заросли конница в тыл к нам не проберется. А теперь, ребята, – обратился он к товарищам, – дадим клятву, что наш последний заряд мы по врагу выпускать не станем, Отныне деремся только штыками!
72
Намек на эпизод из «Гамлета». Шекспира
И дерзкие смельчаки, охваченные восторгом, тут же, прямо на шоссе, опустились на колени и, высоко воздев к небу руки, дружным хором пропели строфу общей клятвы из какой-то оперы, возможно из «Беатриче». Она были полны решимости доиграть спектакль до конца, до последнего акта.
Упомянутый мост несколько возвышался над равниной, и, заняв эту позицию, маленький отряд мог обозреть все пространство у себя в тылу.
Вплоть до зарослей камыша у речной поймы, через которую был перекинут мост, не замечалось даже признаков снега. Но дальше все поле лежало под белым покровом. Бушевавшие в последние дни бураны намели много снега, и он образовал высокие сугробы, походившие на песчаные дюны. Сотни ломовых телег, пушки, груженные снарядами подводы, – все это беспомощно барахталось, завязнув в снежных холмах. Одни повозки опрокинулись, другие провалились по самые ступицы. А вокруг суетились потрепанные части беспорядочно отступавшего войска.
– Нельзя допустить, чтобы противник увидел, что там творится!
– Пока живы, не допустим!
Заняв самую высокую часть моста, маленький отряд снова хором затянул свою клятву-песню. С суровой торжественностью звучала она над равниной.
На фоне мрачного, мглистого небосвода, оттененного серо-лиловой снежной тучей, отряд героев, который стоял на мосту и с воодушевлением пел, казался какой-то сказочной ратью, готовой вознестись в поднебесье. Лучи заходящего солнца ярко освещали фигуры воинов, ослепительно сверкали на высоко поднятых ружьях.
Пока звенел хор храбрецов, готовых стоять насмерть, с дороги опять донесся гул устремившегося в решительную атаку кавалерийского отряда противника. Ракетная батарея обстреливала мост своими смертоносными снарядами. Описывая пламенеющую дугу, они пролетали над головами кавалеристов. А защитники моста стояли под огнем и без тени страха ожидали атаки, распевая песню о' героях, которые поклялись сражаться в предстоящей битве одними штыками.
На какой-то миг Эден Барадлаи мысленно перенесся в родной дом – к молодой супруге, к двум щебечущим малюткам, к охваченной тревогой матери, но тут же взял себя в руки и принялся подбадривать своих новобранцев:
– Не бойтесь, ребята! Из ста осколков снаряда лишь один попадает в цель!
Но в то же мгновение этот единственный осколок разорвавшейся гранаты угодил в молодого волонтера и сразил его насмерть.
Не потеряв присутствия духа, Эден воскликнул:
– А если и попадет, то это самая прекрасная смерть!
– Да здравствует родина! – дружно отозвались солдаты.
В эту минуту вражеская конница замедлила бег.
Но ошеломил ее не громкий возглас молодых героев, а что-то другое.
Внезапно из обледенелой камышовой заросли выскочил и помчался по заснеженному полю отряд венгерских гусар.
Стремительное появление гусар было совершенной неожиданностью. Прежде чем противник успел развернуться к ним фронтом, гусары ударили ему во фланг и в несколько минут рассеяли и оттеснили австрийцев с шоссейной дороги. Расстроенные кавалерийские эскадроны помчались назад во весь дух, спасаясь от внезапно атаковавших их гусар.
И тогда весь отряд венгерских гусар, будто движимый общей мыслью, резко свернул в сторону. Позволив улизнуть вражеской коннице, он с ходу обрушился на ракетную батарею.
Только тут во вражеском стане заметили допущенную оплошность. Чрезмерная уверенность в победе побудила австрийцев выдвинуть слишком далеко вперед ракетную батарею, и она оказалась в непосредственной близости от отступавших венгров. Никому не пришло в голову, что разбитое войско может остановиться и обрушиться на своих преследователей.
Теперь, чтобы не допустить захвата ракетной батареи, австрийцам нельзя было мешкать ни минуты. Ведь венгерские гусары – бывалые воины, они не испугаются мечущего искры чудовища! Вот и пришлось недавним победителям задать стрекача вместе со всем обозом, амуницией и боевым запасом. Хорошо еще, если удастся спасти снаряды и укрыть их под защитой пехоты. Самое же ракетную батарею спасать уже было некогда: ее захватили и разбили в щепы венгерские гусары. Покончив с этим, они еще долго преследовали улепетывавших восвояси вражеских артиллеристов.
Совершив свой ратный подвиг, гусары не спеша, мелкой рысцой возвратились к стоявшим на мосту боевым товарищам.
Что и говорить, – этим дерзким налетом на зазнавшегося противника был достойно завершен день битвы! Неприятель уже не пытался больше использовать первоначальный успех. Та и другая стороны забили отбой. Находившиеся в авангарде части оттягивались назад. Разбитое венгерское войско могло теперь беспрепятственно продолжать отступление.
Отряд гусар, насчитывавший свыше двухсот всадников, направился прямо к мосту. Впереди ехал верхом на коне командир – статный, осанистый богатырь с тихо закрученными кверху усами, сверкающим взором и орлиным носом. На лице его играла горделивая улыбка.
Среди стоявших на мосту людей двоим показалось, что они где-то уже видели этого офицера. То были Эден и Маусман. Студент узнал всадника первый – ведь он встречался с ним всего лишь несколько месяцев назад, Эден не видел его лет шесть.
– «Wer kommt dort?…» – начал было боец-студент, по прослезился к не мог продолжать. Подкинув вверх шляпу, он бросился навстречу приближавшемуся всаднику, крепко обнял его и расцеловал, едва не стащив с седла.
– Ура, Барадлаи! Ура, Рихард Барадлаи!
Только тогда Элен узнал брата. Оли столько лет не видели друг друга, что могли встретиться на улице и спокойно пройти мимо. К тому же на поле брани лицо всякого человека приобретает новое, необычное выражение.
Братья обнялись. Эден плакал, Рихард смеялся. И в обоих отрядах одни плакали, другие смеялись. Гусары, пехотинцы, легионеры-добровольцы обнимали, целовали, славили друг друга – каждый на своем родном языке.
– Само небо послало тебя сюда, – обратился Эден к младшему брату.