Сыны анархии. Братва
Шрифт:
Тринити ласкала его грудь, пробегая пальцами по рельефным линиям его грудной клетки. Олег вздрогнул во сне, подвинулся чуть ближе к ней, и в глубине его груди раздалось негромкое ворчание. Что бы Олег ни натворил, во сне он выглядит невинным; на разгладившемся лбу ни единой тревожной морщинки, вырезанной на нем жизнью. При мысли о том, как она любит его, у Тринити прямо сердце защемило.
Почему же она так прикипела к нему душой, да настолько быстро?
Ответ Тринити знала – по крайней мере отчасти. Она выросла, считая, что ее отцом был солдат по имени Даффи, погибший на службе. Но настоящим ее отцом был Джон Теллер, погибший
Мужчины – загадка, разгадать которую Тринити пытается всю жизнь. Большинство мужчин, которыми она восторгалась, будучи еще девчонкой, разочаровали ее так или иначе. Некоторые из них состояли в ПИРА, что казалось ей благородным призванием, пока она была еще слишком юна, чтобы понять, что к чему, а остальные оказались ненадежными. Алкаши или игроки. Мужчины, предпочитающие не шевелить извилинами, а чувства держать под спудом.
Мальчишки, вместе с которыми она росла, проводили время в пабах, и все им трын-трава. Если они и относятся к девушке по-доброму, то только чтобы захомутать ее. А стоит ей забеременеть и стать зависимой, как все возвращается на круги своя – в паб, с теми же шуточками и теми же дружками, игрой в дартс и несколькими пинтами эля. Тринити видела такой оборот слишком уж много раз.
В Олеге же она нашла человека, наделенного той тягой к приключениям и смутным недовольством повседневной рутиной, что и Тринити. Он хотел двигаться, делать и действовать, хотел видеть ее рядом с собой как равную, а не как трофей. Присущая Олегу свирепая честность тронула ее до глубины души. Пусть жизнь Олега полна насилия и кровопролития – и уж наверняка опасности, – зато он никогда не пытался утаить это от нее. Насколько Тринити видела, ему даже в голову не приходило, что надо скрытничать. Только такого человека она и могла уважать… и полюбить.
И любовь чертовски осложнила ей жизнь.
Сунув руку под простыню, Тринити принялась поглаживать внутреннюю сторону его бедра, чуть почесывая ногтями. Сердце у нее забилось чаще.
– Ммм, – промычал Олег, делая глубокий вдох и открывая глаз. – Что ты делаешь, kotyonok?
– Мне не спится, – прошептала она, чувствуя, как полнится им сердце. Как полнится им ладонь.
– Значит, раз тебе не спится, так и мне нельзя поспать?
– А ты недоволен? – ухмыльнулась Тринити.
Олег притянул ее к себе… притянул ее поверх себя.
– Разве это похоже на недовольство?
Луис Дринкуотер пробудился от прикосновения оружия к голове. Джекс стоял у его кровати, почти целиком погрузившись в сумрак, прижимая холодный металл ствола к его виску.
– Просыпайся, говнюк, – ткнув стволом раз-другой, негромким и внятным голосом проговорил он.
Дринкуотер заморгал, хмуря брови и утирая струйку слюны в уголке рта, словно его сон потревожила служанка или кто-то вроде. И лишь когда Джекс повторил те же слова, до агента по недвижимости вдруг дошло. Он оцепенел, испуганно вытаращив глаза, дыхание его участилось, вырываясь короткими, рваными вздохами, словно он того и гляди разрыдается. И зыркнул на Рыжего, лицо которого было мучительно перекошено на протяжении всей ночной поездки из-за
– О Боже, чего вы хотите? – заскулил тот. – Берите… берите, что хотите. Только… только…
Джекс отступил на шаг, по-прежнему целя пистолетом Дринкуотеру в череп. Простынки у него мягонькие, тонкого плетения, а у того, кто декорировал это помещение, дорогие запросы и стерильная душа. Дом представляет собой оштукатуренный миниатюрный замок в полном комплекте, вплоть до комнаты в башенке – жилище состоятельного человека в состоятельном районе, не настолько богатого, чтобы выстроить высокие заборы или всерьез позаботиться о безопасности. В переднем дворе Дринкуотера обнаружилась табличка охранной компании, но клавиатура была прекрасно видна через заднюю дверь; он – один из дураков, оплачивающих использование сигнализации только на время отъездов в полнейшей уверенности, что никто не посмеет войти, пока он дома.
Рыжий шарил по комнате, открывая дверцы шкафов и выдвигая ящики комода. Открыв третий, негромко хмыкнул себе под нос и, сунув туда руку, извлек большой фиолетовый вибратор. И с омерзением швырнул его на пол.
– Кто вы, на хер, такие? – простонал Дринкуотер – то ли выведенный из себя молчанием Джекса, то ли, немного придя в сознание, набравшийся уверенности.
– Тихо, – предупредил Джекс, ступив вперед и стукнув стволом пистолета Дринкуотера в лоб, чтобы просто напомнить о его весе. – Один вопрос.
Тот заморгал. Худой, с оливковой кожей и акцентом, распознать который Джекс не мог, со своими тоненькими усиками, агент по недвижимости выглядел так, будто только что сошел с экрана порнокиношки 1970-х. Джекс поймал себя на том, что мысленно сравнивает Дринкуотера с Джоном Карни. Последний ему явно импонировал.
А вот Луис Дринкуотер – дело другое. Один лишь декор подсказал Джексу, какой он звездюк. К этому типу Джекс не испытывал ни малейшей симпатии.
Рыжий негромко рассмеялся, и Джекс, искоса оглянувшись, увидел, что тот извлек из ящика комода массивный черный латексный фаллоимитатор.
– Что? – спросил Дринкуотер. – Что вы хотите знать?
– Ты помог кое-каким русским залечь на дно, – проговорил Джекс. – Скажи мне где.
Вздрогнув, Дринкуотер облизал губы и испустил нервный смешок.
– Русским? По-вашему, вы живете в каком-то шпионском кино?
Шагнув вперед, Рыжий сильно размахнулся и вмазал тощему субъекту елдой по роже – достаточно крепко, чтобы рассечь губу и пустить кровь из носа. Хреновина здоровенная и тяжеленная, а Рыжий силен. Дринкуотер со стоном потянулся к прикроватному столику, промахнулся и в ворохе спутанных простыней вывалился из кровати на лощеный паркет. Рыжий саданул его снова, и теперь фаллоимитатор испачкался кровью. Когда Дринкуотер сплюнул алый сгусток на пол, с ним вместе вылетел обломок зуба.
Джекс присел рядом с ним на корточки:
– У меня терпения всего ничего. Говори мне, куда ты притырил русских, и мы обставим всё так, будто к тебе в дом вломились грабители. Мой друг примотает тебя скотчем к стулу. Если «Братва» – или кто-нибудь еще – допрет, что ты сказал нам, где они, можешь сказать, что тебя избили и угрожали тебе смертью. Я бы сказал, шансы, что они тебя не замочат, пятьдесят на пятьдесят. Но если ты не скажешь мне этого прямо сейчас, твои шансы пережить эту ночь равны нулю.