Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна
Шрифт:
— Убили бднаго Джэка! — сказали мы. Не помня себя отъ страха, мы кинулись въ табачное поле и спрятались тамъ, дрожа такъ, что платье на насъ ходуномъ ходило. Я лишь только мы тамъ укрылись, какъ мимо насъ, прямо къ смоковницамъ, пробжали еще какіе-то двое; черезъ секунду оттуда выскочили уже четверо, и вс понеслись къ дорог, то есть двое догоняли двухъ другихъ.
Мы лежали въ трав, совсмъ одурвъ, и прислушивались, но все было тихо, только сердце стучало у насъ въ груди. Тамъ, подъ смоковницами, лежало что-то страшное; намъ казалось, что у насъ подъ бокомъ привидніе… Мсяцъ поднялся какъ бы изъ подъ самой земли, такой огромный, круглый
— Смотри… что это?
— Не надо, говорю я. И чего ты пугаешь такъ невзначай? Я и такъ чуть уже не умеръ отъ страха.
— Смотри, теб говорятъ! Къ намъ кто-то идетъ… Оттуда, изъ подъ смоковницъ.
— Томъ, молчи!
— И какой громаднйшій!
— О, Господи… Господи… помилуй!.
— Молчи самъ теперь… онъ сюда направляется.
Томъ былъ въ такомъ волненіи, что едва могъ прошептать это. И я посмотрлъ… не могъ удержаться отъ этого. Мы оба приподнялись на колни, упершись подбородками въ плетень и стали смотрть, едва дыша. Что-то близилось по дорог, но тнь отъ деревьевъ мшала намъ видть, что это такое, до тхъ поръ, пока это не поровнялось съ нами… Тутъ оно вступило въ пространство, ярко освщенное мсяцемъ… и мы такъ и повалились назадъ: это была тнь Джэка Денлапа!
Минуты съ дв мы не могли и пошевелиться; потомъ видніе исчезло, и мы заговорили шепотомъ. Томъ сказалъ:
— Он всегда бываютъ неясныя, точно изъ дыма сотканныя. Можетъ быть, и длаются изъ тумана… а это была не такая!
— Не такая, — подтвердилъ я. — Я отлично видлъ бакенбарды и очки.
— Да, и можно было тоже хорошо разсмотрть цвта на его маскарадномъ наряд… Брюки клтчатыя, зеленыя съ чернымъ.
— Жилетъ изъ бумажнаго бархата, пунсовый съ желтыми клточками…
— Кожаныя штрипки у панталонъ… и еще одна изъ нихъ болталась, незастегнутая…
— Да и эта шляпа…
— Что за странная шляпа для тни!
Надо вамъ сказать, что тогда только-что вошли въ моду такія шляпы: черныя, высокія, врод дымовой трубы, твердыя, негнущіяся и съ круглымъ дномъ… точно обрубокъ сахарной головы.
— Не замтилъ ты, Геккъ, волосы у него т же?
— Нтъ… Или замтилъ?.. То кажется мн, что да, то опять нтъ…
— Я не замтилъ, но что касается саквояжа, я очень хорошо видлъ его.
— И я. Но къ чему тни имть саквояжъ?
— Вотъ на! Не хотлъ бы я быть такимъ дуракомъ, будь я на твоемъ мст, Геккъ Финнъ. Все, что было у человка, то и его тни принадлежитъ. Имъ надо имть свои вещи, какъ и всмъ другимъ. Ты видишь же, что платье у привиднія обратилось въ такое же вещество. Почему же не обратиться и саквояжу? Это понятно, я думаю.
Онъ былъ правъ. Я не могъ ничего возразить. Въ это время мимо насъ прошелъ Билли Уитерсъ съ своимъ братомъ Джэкомъ. Джэкъ говорилъ:
— Какъ ты думаешь, что такое онъ тащилъ?
— Не знаю… а только что-то тяжелое.
— Да, едва справлялся. Врно это какой-нибудь негръ, который укралъ ржи у стараго пастора Силаса.
— Такъ и я думаю. Оттого я и виду не подалъ, что подмтилъ его.
— И я тоже!
Они оба захохотали и пошли, такъ что мы не слышали боле ничего, но изъ сказаннаго было уже видно, до чего сталъ непопуляренъ старый дядя Силасъ. Никогда эти люди не позволили бы негру обворовывать кого бы то ни было такъ безнаказанно!
Тутъ заслышались намъ и другіе голоса, сначала невнятно, потомъ все громче и громче, въ перемежку съ хохотомъ. Это шли Пэмъ Бибъ и Джимъ Лэнъ. Джимъ спрашивалъ:
— Кто?.. Юпитеръ Денлапъ?
— Да.
— Не знаю… Но думаю такъ. Я видлъ, какъ онъ копалъ землю, съ часъ тому назадъ, при закат… вмст съ пасторомъ. Онъ сказалъ, что не вырваться ему въ этотъ вечеръ, но собаку его мы можемъ взять, если хотимъ.
— Самъ онъ усталъ, вроятно.
— Полагаю… трудится такъ.
— Что и говорить!
Они разсмялись и прошли. Томъ сказалъ, что лучше всего пойти слдомъ за ними, потому что это по дорог и намъ будетъ не такъ страшно встртить опять тнь, если мы не одни. Мы такъ и сдлали, направляясь прямо къ дому.
Происходило это вечеромъ второго сентября, въ субботу. Я никогда не забуду этого числа, и вы увидите скоро, почему я такъ говорю.
VI
Трусимъ мы такъ вслдъ за Джимомъ и Лэмомъ и поровнялись, наконецъ, съ заднимъ заборчикомъ, у котораго стояла хибарка стараго негра Джима (онъ тутъ и былъ схваченъ, посл чего мы его освободили), собаки высыпали намъ навстрчу и стали вертться около насъ въ знакъ привтствія; въ дом виднлся огонь, стало быть, намъ не было уже страшно и мы хотли перелзть черезъ изгородь, но Томъ шепнулъ мн:
— Стой! Посидимъ съ минуту. Вотъ дла!
— Что такое? — спросилъ я.
— А очень многое, — отвтилъ онъ. — Ты ожидаешь, разумется, что мы такъ и кинемся разсказывать дома о томъ, кто убитъ тамъ среди смоковницъ и кто т мерзавцы, что совершили это злодйство. Разскажемъ, что они задумали это, чтобы завладть брилліантами… словомъ, распишемъ все какъ нельзя лучше и будемъ торжествовать, потому что врне всхъ знаемъ, какъ и почему все это здсь случилось?
— Конечно, я этого ожидаю. Да ты будешь не Томомъ Соуэромъ, если пропустишь подобный случай. И если ты примешься расписывать, то уже, само собой, красокъ не пожалешь.
— Хорошо, — возразилъ онъ какъ нельзя спокойне, — а что ты скажешь, если я не промолвлю ни слова?
Это меня изумило и я сказалъ:
— Я скажу, что ты врешь. Шутишь, Томъ Соуэръ, и боле ничего.
— А вотъ посмотримъ. Шла тнь босикомъ?
— Нтъ. Да что же изъ этого?
— Ты погоди… Увидишь, что. Была она въ сапогахъ?
— Была. Это я видлъ хорошо.
— Ты поклянешься?
— Изволь, поклянусь.
— Я то же. Что же это означаетъ, можешь сообразить?
— Нтъ, не могу. Что же такое?
— А то, что мошенники не завладли брилліантами!
— Господи, помилуй! Ты-то почему полагаешь?
— Не только полагаю, но знаю наврное. Разв брюки, очки, бакенбарды и саквояжъ и всякая тамъ принадлежность не вошли въ составъ тни? Не перешло ли сюда все, что было на покойник? И если его тнь ходитъ теперь въ сапогахъ, то ясно, что сапоги остались тоже на мертвомъ; эти негодяи не сняли ихъ, почему-то. Какое теб нужно еще доказательство?
Нтъ, подумайте только! Я не встрчалъ еще головы почище той, что была у Тома! У меня тоже были глаза и я могъ видть ими то и другое, но значенія этихъ вещей я не бралъ въ толкъ. Но Томъ Соуэръ былъ не таковъ! Если Томъ Соуэръ усматривалъ вещь, она становилась передъ нимъ на заднія лапки и объясняла ему: «Вотъ кто я и что во мн!» Нтъ, право, я такой башки не встрчалъ.