Сжигая запреты
Шрифт:
Почему здесь, будто ждала меня? Почему пьет, если за весь праздник даже фужера шампанского не оприходовала? Почему так смотрит, словно на грани истерики?
В глазах стекло. А за ним – убийственно много эмоций.
Губы, плечи, руки – все дрожит.
Что это? Почему?
Нет, никаких ответов я не нахожу. Логика в моем сознании отсутствует. Я не могу думать.
Я охренеть как не в себе. Далеко за пределами не только нормальности, но и своего тела.
– Даня…
Под ее взглядом, будто под раскатами молний. Разряд, и меня фигачит
Ломлюсь на нее агрессивно, словно вырвавшийся на свободу Халк. На деле, конечно, обыкновенная дубина стоеросовая. Да, дубина. Между ног так точно. Она мной сейчас руководит. Центр управления там. Горит и пульсирует.
Монстр-Бог на выгуле, а Динь-Динь не двигается. Только вздрагивает и с шумом тянет воздух.
Вырабатывая поражающую меня самого скорость, стягиваю по пути через голову рубашку. На нее у Маринкиных ступней приземляется бокал. Звенит стекло. По белой ткани растекается алая, словно кровь, жидкость. Замечаю это, когда Чаруша вскрикивает, и мне в мозг ударяет необходимость проверить, не порезаны ли ее ноги.
Пока смотрю на замызганную красными каплями кожу, саму Маринку все крепче сжимаю.
– Шатохин… – рваный выдох мне в шею. – Если ты сейчас попросишь минет, клянусь, что убью тебя…
Медленно, будто робот, поднимаю взгляд. И едва мы встречаемся глазами, из ее брызгают слезы. Я давно не видел, чтобы она плакала. Очень давно, но дело даже не в этом. А в том, что сейчас подобного меньше всего ожидал.
– Даня… – зовет то ли умоляюще, то ли требовательно.
Только я говорить неспособен. Не могу даже предупредить, какой прорыв совершаю.
В попытках растормошить Маринка бьет меня кулаками в плечи. Помогает, да. Я выхожу из ступора. Глубоко вдыхаю и делаю то, что хотел сделать еще днем – стягиваю кулаками декольте и располовиниваю чертово платье.
Есть, блядь!
Рву все то ебаное кружево, что на ней надето. А когда не остается ничего, сваливаю свою голую ведьму на кровать. Набрасываясь, не целую. Кусаю – шею, грудь, соски, живот, лобок... Маринка дрожит капитально, отрывисто повизгивает. Когда мой рот оказывается между ее ног, неожиданно яростно раздирает мне ногтями спину.
– Нет… Не хочу больше так… Нет… Ты тоже не этого хотел…
Впиваюсь зубами ей в клитор, потому что накрывает такой волной, что в моей проклятой душе вмиг абсолютно темно становится. Маринка отбивается всеми конечностями, пока не удается меня оттолкнуть.
Только мне ведь уже залило зрение кровью.
– Даня… Хватит… Пожалуйста, хватит… Мы справились! Уже!
Глаза в глаза. Мерцают раскаленные чувства.
У нас была какая-то проблема?!
Мать вашу, да, конечно, у нас есть чертова проблема!
– Данечка… Данечка…
Делаю вдох и толкаюсь на Маринку обратно. Ловлю запястья, вытягиваю их над ее головой. Она затихает. Затихает, когда понимает, что свободной рукой я расстегиваю ремень. Дергаю брюки с бельем по бедрам вниз. Маринка всхлипывает и, изловчившись, ступнями скатывает ткань настолько
– Данечка… – продолжает извиваться, пока не отпускаю руки.
Она тут же закидывает их мне на шею, словно хомут. Прижимает с такой силой, что у меня позвонки хрустят. Застываю, перевожу дыхание и позволяю себе приникнуть всем телом. Нижней частью включительно. Маринка встречает этот контакт стоном. Я и вовсе скулю, словно побитая псина.
Перетряхивает нас одновременно. Пронизывает и заламывает мышцы до судорог.
И снова чернота перед глазами. Я уже готов кончить. Ну, или просто кончиться.
Маринка проходится языком по моим губам. Я эту влагу и жар с одуряющей полнотой ощущаю. Право, как и ту, что топит в это мгновение мой член. Она готова – такую ебать и ебать.
Но…
– Кажется, я забыл, как трахаться… – хриплю раньше, чем понимаю, что сумел все-таки воспользоваться речевой функцией.
– Не страшно… Я тоже все забыла, Данечка… – частит Маринка. – Давай вместе учиться…
– Нам нужен презерватив?
У меня его нет.
Последние дни ломало купить, но я воспринимал это как дополнительный соблазн и послабление своего контроля.
Довыебывался.
Что делать теперь?
– Нет, Даня, нам не нужен презерватив… Все в порядке, клянусь…
– Точно?
– Точно! Клянусь!
Следующие вдох-выдох, которые я совершаю, служат перестройкой всех моих внутренних резервов.
– Ладно.
Меня охуеть как штырит. И я сомневаюсь, что переживу эту сцепку. Но я очень хочу оказаться внутри Маринки. Настолько, что готов рисковать жизнью. Своей. Не ее. За Чарушиными показателями маниакально слежу. Это в какой-то мере дает возможность отвлечься.
Дыхание. В наличии.
Биение пульса на шее. Есть.
Сердцебиение. Присутствует.
Немного паникуем в самом начале. Кажется, что вход в Маринкино влагалище уменьшился. Я так маниакально его берег. А теперь с первой попытки никак не втиснуться. Только вот похоти уже на этих толчках резко больше, чем страха становится. Потеем тотально, трясемся и дышим так, словно марафон за плечами, но продолжаем изловчаться. Чаруша раздвигает бедра шире, я измазываю в ее соках головку и, проявляя ангельское терпение, крайне медленно скольжу внутрь тела.
Когда дохожу до упора, Маринка задыхается. А я только в этот момент и вдыхаю. До – не таскал в себя ничего. С остановкой всех функций проникал в нее. Чтобы не чувствовать непосильно много. А теперь… С первым вздохом разрывает грудину, словно там детонирует бомба. Обратный выдох совершаю короткими рваными толчками.
– Больно?
Замотав головой, Маринка срывается на плач. Я понимаю, что все звуки, которые она выдает, включая эти рыдания – результат того сумасшедшего возбуждения, что поглотило нас двоих. Но от этого не особо легче дышать. Меня ведь и самого продолжает колошматить так, что, кажется, трещат даже кости.