Сжигая запреты
Шрифт:
– Конечно. Все, что ты делаешь для нее, родной.
– Я хочу, чтобы она была очень счастливой. Я сделаю для этого все, что возможно.
– Ты делаешь больше, Дань. Лучшего отца я не знаю.
– Батя Чаруш… – выдохнул я, имея в виду, что мне есть на кого равняться.
– Ты перепрыгнешь, – выдала Маринка так же тихо и уверенно, вызвав у меня новую ошеломляющую бурю эмоций.
Я даже вынужден был уйти. Уединиться, чтобы принять весь шквал и смочь дальше функционировать.
А вернувшись… Я отразил то, что сумела сформировать в своих дневниках она:
–
Это стало нашим новым признанием. Крайне важным для нас.
И мы реально не ебались. Регулярно ласкали друг друга, словно подростки на гормонах. На этом все. Надо заметить, Маринка в какой-то мере вернула мне то, что у меня когда-то украли мои конченые предки. Я все чаще об этом задумывался, потому что она реально сделала невозможное.
Я вспоминал наше первое лето, когда мы точно так же любили друг друга без проникновения. И хотя тогда я позволял себе больше, часть кайфа была именно в том, что я по собственному желанию познавал и исследовал чье-то тело.
Марина божественно отсасывала. Я вылизывал ее всю.
Иногда думал о том, чтобы ввести в нашу новую вселенную какие-то пробки, дилдо и прочие приблуды. Я умел пользоваться разной хуетой. Но с Маринкой быстро отсекал подобные мысли.
Я ревновал. Я берег ее тело. Я фанатично перед ним преклонялся.
Если я не могу проникнуть в нее своим членом, то не будет в ней ничего другого. Я не совал в нее даже пальцы. Ее плоть в самом исключительном смысле стала для меня священной.
Когда Даринке было около шести месяцев, Маринка как бы между прочим обронила, что начала системно принимать противозачаточные таблетки. Я так же невзначай, будто просто поддерживая тему, уточнил, когда они включатся в стабильную работу. Потом периодически спрашивал, продолжает ли она их пить.
И на этом все. Ничего больше я не предпринимал.
Хотя следовало бы заметить, мысль об этом непостижимым образом возбуждала меня. Я по-прежнему не ебал жену, но стоило начать обсуждать тему контрацепции, у меня неизбежно вставал.
Наверное… Я чувствовал свободу. Чувствовал доступность ее тела. Чувствовал, что могу трахнуть ее в любой момент.
Но не делал этого.
Нет, я не мог доверить какой-то одной мелкой таблетке жизнь своей Маринки, сколько бы гормонов в ней не содержалось. Я изучил информацию, и она вкупе со статистикой не завоевала моего доверия.
Наверное, мне бы следовало обратиться к психиатру... Черт, конечно, следовало! Но эта проблема казалась мне чересчур личной.
К тому же Маринка не выглядела несчастливой. Казалось, ей хватает того, что я мог отдать.
Нет, проблемы точно не ощущалось. Но она же, мать вашу, зачем-то продолжала жрать эту контрацепцию!
Я не был дураком. И все же… Был.
Еще примерно полгода спустя мы с Дариной подхватили Маринку после очередного визита к гинекологу и ехали из города на дачу, когда она вдруг сказала:
– Я поставила противозачаточную спираль.
Машинально бросив взгляд в зеркало заднего вида, я задержал его на закрепленной в автокресле дочери. Дынька дергала ногами и «подпевала»
В груди в это время все сжалось в один огненный клубок, и дыхание оборвалось.
Марина, перехватив наше «общение», легко и звонко рассмеялась, будто этой странной фразы про долбаную спираль и не звучало. Оглянувшись, она заговорила с малыхой:
– Какие у тебя красивые хвостики! Кто так начесал, а?
– Папоська, – выдала моя кроха, сверкая идентичными с Маринкой глазюками и умилительно чмокая ее же губками.
– Только папе можно тебя причесывать? – спросила Чаруша, сделав притворно обиженный вид.
– Да!
– Почему? Я ведь тоже хочу! Можно?
– Нет, – мотнула дочь головой и снова рассмеялась.
Нам на радость, она хохотала бесконечно много.
Нет, капризы тоже были. И очень часто. Честно признаться, порой случался полный пиздец, в котором я с трудом сохранял терпение.
– Что это за ретро? – выгнув бровь, глянула Маринка на меня. – Даже Ингрид назвала бы это старьем.
– Дыньке нравится, – просто ответил я.
Дочь счастливым визгом подтвердила. Не думаю, что понимала суть разговора, но на свое прозвище всегда так реагировала.
– Окей, – выставив руки, Чаруша типа сдавалась нам. А потом навеселе для малыхи зарядила: – Мы едем-едем-едем, да? Динь-Динь, Дань-Дань и Дынька!
– Да! Едем!
– На море побежим?
– Купаться!
Вряд ли Дарина помнила, как в прошлом году рассекала в море, но это неважно. Едва она видела воду – любую воду – ей тут же нужно было в нее залезть. Даже когда мы гуляли у моря зимой, у нее случались истерики, потому что мы игнорировали ее требование броситься сию секунду в море.
– Нет, купаться пока нельзя. Для тебя еще холодно, малыш. Там можно только подышать и потрогать воду ручками, – ответила Маринка честно. Когда Дынька выпятила губу, собираясь зареветь, быстро выдала альтернативу: – Но мы будем плавать в бассейне, окей? Очень-очень долго!
– Окей!
Чаруша переключила внимание на меня.
– Наверное, пора нам, папочка, на остров. Там-то всегда тепло!
– Давай уже дождемся июля. Сколько тут осталось… На свадьбе в любом случае придется быть, – напомнил, что мы дали добро друзьям справлять там торжество. – А совершать десятичасовой перелет с разницей в пару недель для ребенка – перебор. После свадьбы останемся до конца лета. А может, и дольше.
– Ну да… Разумно.
К озвученной Маринкой информации мысленно я возвращался весь день. Пока Дынька ковыряла свою кашу, «засевая» меня липкими крупинками зерна, успел даже кое-что прочитать.
– Папоське!
Малыха то и дело тыкала мне в рот свою ложку, а я изучал, как эта штука под названием «спираль» размещается в матке женщины. Если Маринке ее поставили, значит там точно все в порядке. Все-таки это инородный предмет, и если есть проблемы, нормальный гинеколог – а у нас он точно был нормальным – не стал бы пихать эту странную хренотень.