Сжигая запреты
Шрифт:
Слив туалетного бачка… Кран… Душ… Тишина… Снова кран… Тишина… И снова кран… Фен… И снова кран… Тишина… И снова кран... Слив туалетного бачка… И снова, мать вашу, кран…
Что там можно делать на протяжении часа? Загадка, блядь!
Как я должен фокусироваться на своих делах, если воображение взрывает мозг самыми несуразными картинками?! Из них бы при желании получился целый комикс!
Поглядывая на часы, медленно подкипаю. А стоит услышать щелчок замка, и вовсе чуть не разрываюсь на куски.
Естественно, работа тотчас встает… Да у меня все встает!
Маринка же, ни
Смотрю на ее сиськи, живот, писюху, бедра, все эти идеальные изгибы, и тихо сползаю по креслу.
Стольких голых телок видел… Да, мать вашу, не каждому за всю жизнь перевидеть! И, казалось бы, ничем меня не поразить уже. Реагировал на весь этот блядский набор, как на нечто обыденное. Но, блядь, с Маринкой Чарушиной стабильно подвисаю. Правду сказал ночью, даже когда она в одежде, адской похотью горю. А уж если раздевается, мой внутренний зверь срывается с цепей.
– Маринка, давай поебемся, – долблю уже как мантру.
Очевидно, все теории и практики, что я когда-либо изучал, являлись подложкой к этому событию. Сейчас, чувствую, готов задвинуть такие речи и завертеть такие кренделя, ни один, сука, черт не исполнит.
Ну, что мне сделать, если я, блядь, такая ебливая скотина?! Ей просто нужно привыкнуть.
В считанные секунды преодолеваю расстояние. Визг Чарушиной ловлю губами. Вжимаю ее в свое тело, не жалея сил. Лифчик, который она не успела завязать, слетает. И да, блядь, эти божественные сиськи плавят мой окаменевший грудак.
– Даня… Даня… Остановись!
– Я должен тебя нагнуть, Марин. Сегодня. До полуночи. Сейчас.
В случае с коброй любопытство сильнее злости.
– А в полночь что?
– Другой день начнется.
– И что с того?
– Узнаешь.
– Даня… Ты меня бесишь!
– На самом деле не бешу, Марин, а закрываю твои эмоциональные потребности.
– Что?!
– Тебя от меня бомбит, и тебе эти ощущения по кайфу. Ты без них не можешь жить, – высекаю безапелляционно. Чтобы сразу после ее рваного вздоха, глядя прямо в горящие глаза, как будто бы лениво закончить: – Вот что.
Чарушина, конечно же, идет в отказную.
– Неправда!
Только вот все ее маркеры орут о том, что я, мать вашу, попал в сердцевину мишени.
– Правда, Марин.
Не скрываю довольной ухмылки. На ведьму это работает как взрывчатка.
– Иди ты на хрен, Дань!
– Нет, Марин, – тем же ровным тоном отзываюсь я. – На хрен у нас только ты будешь ходить. Регулярно, как поесть.
Краснеет люто, но не сдается.
– Отвали, сказала! Я замученная после первой ночи, разве непонятно?! Что ты прицепился с самого утра? Дай пройти! Я хочу позавтракать и осмотреть остров!
– Ладно… Сейчас поедим, – не без сожаления вздыхаю я. – Только услышь, пожалуйста, еще одну вещь.
– Даня… – выдавая свои подспудные страхи, пытается меня остановить.
Но я притискиваюсь лицом к ее лицу, сжимаю покрепче и севшим голосом долблю:
– Марин, ты, в свою очередь, тоже все мои потребности закрываешь. Эмоциональные,
– Хм… Дань, ты бы был отличным депутатом. Шикарная программа! А страсти сколько! Горишь!
Сучка такая… У самой слезы глаза залили, а она стоит и яд свой мечет.
Похрен. У меня на него давно выработан иммунитет.
– А у тебя типа нет, Чарушина? – редко к ней по фамилии обращаюсь. Только когда их родовым проклятием козырнуть нужно. И она это, безусловно, понимает. – Ты, блядь, не горишь?!
– Нет!
– Горишь, Марин. Именно поэтому я никогда не смогу тебя оторвать!
– Не будь же дураком! Отрывай!
Не без ярости эту провокацию проглатываю.
– Ты нужна мне, Марин, – высекаю, чувствуя внутри себя колоссальную силу и небывалую уверенность. – Я добиваюсь тебя. А ты? Чего добиваешься ты? Хочешь, чтобы я в ногах у тебя валялся? Сразу скажу: такого не будет. На колени я, блядь, не упаду! Но не потому что мои чувства к тебе какие-то, мать твою, убогие! Я чувствую не меньше, чем ты, как бы ты меня не судила!
18
Я жду от тебя встречного шага...
После разговора, который у нас, возможно, не самым лучшим образом проходит, Маринка дует губы и демонстративно игнорит любую мою попытку втянуть ее в какой-либо новый диалог. Я, конечно, все понимаю. Но, сука… Неужели непонятно, что я стараюсь? Почему ей так сложно пойти мне навстречу? Если бы это случилось… Блядь, я бы горы ради нее свернул!
Первый завтрак проходит всухомятку. Кобра полкуска Эмменталя смолачивает. Я давлюсь бутербродами. Не то чтобы я жду, чтобы Маринка мне, как Лиза Чаре, блинов навертела… Хотя если честно, то жду. Под финалочку, когда бездонный желудок, наконец, прекращает требовать пищу, даже какая-то гребаная тоска накатывает.
На выходе из хижины теряю терпение. Едва переступаем порог и оказываемся под палящими лучами тропического солнца, хватаю Маринку за руку. Останавливаю, заставляя посмотреть в глаза.
– Разговаривай со мной, – требую чересчур свирепо.
– Не рычи на меня, – цедит она так же агрессивно.
За грубостью с обеих сторон скрывается обида. Я это понимаю. И Чарушина могла бы допереть, если бы включила, мать ее, хоть на мгновение голову!
– Я не могу постоянно в одиночку прогибаться. Соррян, Марин. Сделай и ты что-то для меня.
– Что сделать?
Я, безусловно, тот еще извращенец. Но и она на ровном месте явно в ту же плоскость смотрит. Потому и голос сходу такой возмущенный становится, а щеки заливает румянцем, будто не она ночью сперму мою глотала.
Блядь, об этом я зря вспомнил.
Трусов на мне нет, а сетка внутри шортов весьма слабо стояк сдерживает. Маринка сразу же замечает. Еще ярче краснеет.
Член наперекор двум слоям ткани устремляется в ее сторону.
– Не это имею в виду, – цежу, старательно контролируя дыхание. – Точнее, не только это. Секса, конечно, хочется… Но… – выдыхая это, не могу не посмотреть ей в глаза.