Сжигая запреты
Шрифт:
– Ситуация непростая, Дань. Будет лучше, если я сама все расскажу. Поверь, я знаю, как лучше преподнести. У меня есть план! Кроме того, мне еще с Никитой нужно объясниться…
Шатохин резко притормаживает. Поворачиваясь лицом, выдает мощнейшую гамму эмоций, которая моментально пронизывает мне грудь.
Ревность, страх, боль, гнев... Полное недоверие!
– Что ты собралась ему объяснять, а? Он что, совсем дебил, увидев нас вместе, не догонит, че почем?
– Даня… – выдыхаю растерянно.
Честно говоря, даже не знаю, что сказать.
– Если не догонит, Марин, я сам ему раскидаю по пунктам, – выталкивает еще жестче. – А ты с ним больше наедине не останешься.
– Ты мне не доверяешь? – прямо спрашиваю то, что беспокоит в первую очередь.
Да, его чувства мне тоже понятны. Но я не считаю, что будет правильным потакать чужим страхам. С ними нужно бороться.
– При чем тут это, Марин?
Скулы покраснели. Взгляд встревоженный. Моргает часто, хоть со словами и не газует. Для кого-то, кто его не знает, показалось бы, что вполне спокойно мой вопрос встретил.
Но я-то знаю.
– Да при том, Дань! Ты просил тебе доверять, помнишь? Думаешь, это в одну сторону работает?
– Я тебе доверяю. Но не доверяю мужикам рядом с тобой.
– Что? – морщусь. – Как это понимать, скажи на милость?
Шатохин пожимает плечами и, не отрывая от меня взгляда, закусывает губы. Наверное, пытается сдержать то, что рвется искренне. Но… Резко выдыхает и все же выдает:
– Марин, ты еще мелкая. Он обкрутит тебя, ты даже не поймешь, как.
Вот теперь я испытываю очень сильное желание разораться. Что останавливает? Наверное, снующие вокруг нас люди. Аэропорт – все-таки не то место, где мне хотелось бы выяснять отношения. Если мы в какой-то момент сорвемся, последствия предречь трудно.
– Если это так… – сипло выдыхаю я. – Почему у меня с ним ничего не было, пока на тебя злилась, а он постоянно был рядом? М? Не думал, Дань?
– Думал, Марин, – отвечает так быстро, будто ждал этого вопроса. – Разница в том, что тогда он типа на что-то надеялся и не торопил тебя. А когда ты скажешь ему: «Аля-улю», думаешь, он тебе счастья пожелает и с улыбочкой примет приглашение на свадьбу? Ни хрена. Разговор совсем в другом тоне пойдет. Поверь, Марин. Я знаю, что говорю. Когда терять нечего, человек способен на дичайшие поступки. А при учете самооценочки твоего петушары, это, блядь, сто процентов, будет самый летучий трешак.
– Даня, – одергиваю его звенящим тоном. Дрожу от обиды. Скрывать это невозможно. – Прекрати это, пожалуйста! Мне неприятно!
– Да что прекратить, Марин? – повышает следом за мной голос.
Однако, заметив слезы у меня в глазах, почти сразу же отступает. Не имея возможности сдать позиции, просто отворачивается.
Я замираю в растерянности. Как дальше действовать, не знаю. Трогаю за плечо, чтобы развернуть к себе лицом. Но он не поддается.
– Дань…
– Едем домой, Марин, – изрекает крайне холодно. – Там поговорим.
Начинает идти раньше, чем я успеваю как-то отреагировать. Приходится догонять. Меня, конечно, шманает не меньше,
Я до дома ждать не смогу. Дойдем до машины, обниму и поцелую, чтобы еще не говорил. Найду, как убедить, что не такая я «мелкая», и могу самостоятельно за себя постоять. В любой ситуации.
Однако дойти до машины мы не успеваем.
В зале ожидания мой рассеянный взгляд неожиданно натыкается на знакомое и безумно родное лицо. Лицо моего брата.
Сердце обрывается.
Неосознанно взвизгиваю и судорожно стискиваю ладонь Шатохина.
– Данечка… – выдыхаю испуганно.
– Вижу, – сдержанно отзывается он.
Мы ни на секунду не прекращаем шагать. И я с ужасом наблюдаю за тем, как брат, глядя исключительно на Даню, начинает вдруг ухмыляется. С ужасом, потому что эту улыбку невозможно посчитать благодушной. Это та степень ярости, когда Тёма уже принял решение и счастлив приступить непосредственно к реализации.
– Данечка… – вновь задыхаюсь, выдавая первые истеричные нотки.
Хочу придержать его на месте. Но, увы, физически это попросту невозможно.
– Порядок, Марин, – заверяет Шатохин так же сухо, продолжая тащить меня вперед. – Планы меняются. Но все норм. Разрулим.
Бойка, Георгиев, Фильфиневич… Цепляясь взглядом за тех, кто находится рядом с Тёмой, стараюсь понять их настрой. Однако, то ли я из-за волнения не способна сейчас на анализ, то ли все они действительно демонстрируют полный покерфейс.
Даня выпускает мою руку за пару метров до столкновения с праведным гневом озверевшего за десять дней брата. Соображаю, зачем это делает, прежде чем он озвучивает.
– Поедешь сейчас с Жорой домой, – выдает заботливо, но ультимативно. – Покушай, отдохни и жди меня.
– Нет… Даня… Нет…
С каким-то бессвязным лепетом пытаюсь вцепиться обратно в его ладонь, но он уже вырывается вперед.
– Привет, – бросает всем одновременно. А после небольшой паузы уже исключительно к Тёме обращается. – Не здесь, – по факту, не имея никаких преимуществ, выдвигает условие. Брату, естественно, подобное не по душе. Вижу, как он сжимает челюсти и, качнув головой, собирается что-то возразить. Но Даня опережает странным заключением: – Остановят.
Тут я долго не догоняю, о чем речь. Кто кого должен остановить?
Решаю все взять в свои руки, как, собственно, изначально и планировала.
– Тёма, я тебе сейчас все объясню. Давай присядем в кафешке.
– Жора… – одновременно окликают друга брат и Даня. И, конечно же, сразу же срезаются жесткими взглядами. Пока первый дает гневу разгораться, второй решительно заканчивает: – Жора, забери Маринку домой.
– Да подождите вы… – выпаливаю приглушенно.
Но все, кроме Георгиева, уже устремляются к выходу.