Сжигая запреты

Тодорова Елена

– Саша… – пищу я, вроде как к нему обращаясь, но при этом не отрывая растерянного взгляда от удаляющихся спин. Жду, что Даня хотя бы обернется. Но этого не происходит. И мне вдруг так обидно становится – до слез. – Что за хрень? – тарахчу с жуткими всхлипами. – Вы все дебилы, что ли? Какого черта вы творите?

– Только не реви, давай... – хватая меня за локоть, не позволяет броситься следом за парнями.

– Не реви? – выкрикиваю я, срываясь на нем, потому как больше не на ком. – Я сейчас тебе такую истерику устрою! Закачаешься!

Сашка бледнеет. И вся реакция.

Тиски

свои не послабляет.

– Чего замолчал, цербер?!

– Думаю, – коротко, как и всегда.

Только догадывайся, что у этих «прокуроров» на уме!

– О чем же?!

– О том, какой Тоха идиот, что с тобой связался.

– Господи… Ну, хотя бы искренне!

– Ринка…

– Вези меня за ними, Саш!

– Хочешь, чтобы мне вместе с Тохой ноги переломали?

– Что?! – в панике почти кричу. – Ты серьезно?!

– Ну а что вы хотели?! Думали, что Чара не заметит? Я, честно признаться, и сам бы нашему ебливому с удовольствием втащил. Предупреждал же, не трогать…

– Что мы думали – это наше дело! У меня нет времени разводить демагогию. Но, знаешь, больше не смей так Даню называть. Даже в шутку! Ясно тебе, Саш?! Потому что никто из вас, на самом деле, ни черта о нем не знает!

– Окей, – мрачно соглашается Георгиев. – Но при любых раскладах я тебя к ним не повезу.

– А вот и повезешь, Саш, – тараторю задушенно. – Иначе я сдам твоей маме, куда ты все лето катался! А точнее, к кому, – вынуждена грязно играть. Другого выхода не вижу. – Уверена, что Людмила Владимировна быстро найдет пути, чтобы спустить твоей Соньке остатки кровушки. И не понтуйся, что тебе плевать. Я, черт возьми, все о вас всех знаю! Больше, чем ты себе способен представить! Мне просто некогда сейчас метать аргументами, – все яростнее рассекаю воздух. И лишь в самом конце перевожу дыхание, прежде чем разительно тише уточнить: – Едем?

Вид у Георгиева, конечно, убийственный. Точно придушить меня готов. За все сразу. Но я ведь знаю, что приперла его к стенке. И мне стыдно, правда. Только Даня дороже.

Поиграв желваками, Саша, как я и рассчитывала, сдается.

– Едем, – выталкивает мрачно.

И, наконец, мы направляемся на выход.

35

Она целует его кровавые ссадины…

Рина и Тоха. До сих пор не верю.

Как? Когда? Зачем? Почему? Как могли?! Какого хрена, блядь? Разве они, сука, не понимают, что разрушили всем нам жизнь? Как прежде уже никогда не будет! Ни для кого из нас.

Я доверял Тохе как себе. Я просил его присматривать за сестрами. Я любил его как брата. Мать вашу, мои родители считали его сыном! В нашем доме у него была своя комната. Он мог оставаться и даже жить у нас на постоянке.

А теперь что?!

Смотрел на них в аэропорту и все ждал, когда прыснут от смеха и скажут, что все это – давно заготовленный прикол. Но они оставались серьезными. Ринка заметно нервничала. А баламут Тоха транслировал какой-то исключительно угрюмый вид, с прорывами непонятной личной мне злости

и куда более ожидаемой, но такой, сука, убийственной вины.

Пьеро и Мальвина, блядь. Куда только делся долбаный Арлекин?

Глядя на них, хотелось орать. Тупо горланить во всю силу легких!

Предательство – это больно. Это, мать вашу, рана во всю грудь.

Когда Рина сбежала, я, естественно, ринулся в ее комнату. Позже уже думал, что есть вещи, которых нам лучше не знать. Но в тот момент мне нужны были ответы. Сука, ей всего восемнадцать! Нутро наружу выворачивало, когда я представлял все ужасы, которые могут случиться с моей маленькой сестренкой без присмотра.

Я готовился. Готовился к чему угодно. Только не к тому, что открыл.

Первой находкой были фотографии. Зацепился сначала за их количество. Картонная коробка – до верху. В эру цифровых носителей редко кто распечатывает снимки только для того, чтобы держать их на дальней полке в гардеробной.

Тихо прозвенел тревожный звоночек.

Я стал перебирать фотки и быстро понял, что на каждой был либо один Тоха, либо сестра с ним. Все. Никого больше. Никого.

Тревожный звоночек затрещал пронзительнее.

Сердце втопило и начало с бешеной скоростью качать кровь. Тело бросило в жар, а после его заколотило от озноба. У меня онемели, а затем дико задрожали руки. В мозгах случился квантовый взрыв, спровоцировавший выброс таких, сука, радиоактивных знаний, о наличии которых я попросту не подозревал.

Ринка и Тоха… Эти их вечные скандалы, провокации, постоянное нахождение рядом друг с другом, агрессивные переглядки.

Нет, нет, нет… Нет!!!

Утратив какой-либо стыд, я бросился перерывать вещи сестры с утроенным усердием.

Список желаний – портал в ад. Каждый пункт сексуального характера, и в каждом, словно проклятье, имя «Даня Шатохин»!

Нет, нет, нет… Нет!!!

Рина бы на него не повелась. Тоха бы ее не тронул.

Тревожный звоночек затарабанил на полную катушку.

Я убеждал себя, что это просто какие-то странные фантазии. Возможно, проект. Полностью оторванный от реальности. Ринка не могла этого написать. Она не могла этого хотеть. Она не могла влюбиться в Тоху! Она ведь не одна из тех безголовых шлюх, коих он натягивает пачками. Молодая, неопытная, грязи не видавшая, выращенная в заботе и тепле, оберегаемая, несколько избалованная, всеми любимая, в чем-то наивная… Но Ринка очень умная. Она, блядь, умнее нас всех! И она бы не купилась на приемчики среднего мастерства.

Дальше…

Первый дневник – с тошнотворными, выворачивающими меня наизнанку намеками, будто обращение конкретно к этой подлой твари Шатохину. Второй – подробный, как отчет какого-то врача, и пошлый, как литературное порно. Я не смог его прочитать. Захлопнул на первых же страницах. Но то, что успел хапануть, безвозвратно что-то во мне разрушило.

Тревожный звоночек? Заглох на хрен! Меня попросту оторвало от земли и со всей дури швырнуло на лопатки.

И вот этот подлый демон, которого я считал братом, стоит передо мной и без какого-либо стыда смотрит мне в глаза.