Сжигая запреты
Шрифт:
– А где вы планируете жить? – спрашивает папа.
– Так далеко мы еще не обсуждали, – признается Даня. – Но у меня есть варианты.
– А давайте, пока вы не решили, я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!
– Делайте!
– Предлагаю. У нас. Помогать будем.
Мы переглядываемся и пожимаем плечами. Но ответить не успеваем.
– Так я не поняла, это у нас сегодня сватанье? Нет же? – встревает мама. – Дань, когда родителей ждать?
Даня напрягается. Но в целом быстро овладевает эмоциями.
– Я не хочу,
– Ладно, – быстро отзывается мама. – Мы поняли. Все нормально.
– Значит, начинаем готовиться к свадьбе, – заключает папа.
– Да, – кивает Даня. – Но я сам все оплачу. С деньгами проблем нет.
– Да как сам? А мы что, не семья? – расходится папа. – Нет, так дело не пойдет. Мы с мамой обидимся.
– Ок, – снова кивает Даня. – Свадьбы все равно две будет. Одна здесь, я думаю. Оплачивайте. А вторая… Это пока сюрприз. Там я все сам.
– Не перестаешь удивлять, Даниил Владиславович!
Да я сама, вместе с папой и всеми остальными, в шоке.
Что значит – две свадьбы?
– Останешься на ночь? Я с тобой поговорить хотел. Сегодня уже морочить голову не буду. Утром.
– Хорошо.
Но когда мы встаем из-за стола, папа все же отводит нас на минутку в сторону.
– Никита был. Минут за пятнадцать до вас. Я объяснил, что у нас сугубо семейный ужин запланирован, и попросил его заехать завтра. Вы уж, давайте, решите по-человечески.
Папа не ждет ответа. Просто выдает эту информацию и идет к маме. Знает, что напутствие и без того является внушительным фактором к определенным действиям. Никто из нас не посмеет его разочаровать.
Молча с Даней поднимаемся наверх. И как-то так получается, что так же без слов расходимся каждый в свою часть дома. Уже в спальне мне становится грустно. Но я заставляю себя принять душ, почистить зубы и забраться в постель.
Только закрываю глаза, в дверь стучат.
Потянувшись, включаю светильник, чтобы видеть, как полуголый Бог Даня Шатохин пересекает спальню.
– Я без тебя не могу, – выдыхает, накрывая своим телом. – Хочу любить тебя… И кончить в тебя… Потом ебать, Марин… Долго ебать…
– Хорошо… Хорошо, что ты пришел, – шепчу, жадно втягивая его запах. – Я уже скучала по тебе. Никогда больше без тебя спать не хочу, – поглаживая пальцами короткостриженый затылок, прижимаюсь к губам. Захватывая их, ласково целую. – Только закрой дверь, Дань… А то мало ли…
В этот момент эта самая дверь без стука распахивает.
– Так и знал, что ты здесь, – угрюмо ворчит мой «любимый» старший брат.
– А ты, блядь, теперь постоянно меня ходить искать будешь? – злится Даня, но слезть с меня не пытается. – Я к тебе с твоей женой не врывался!
– Моя жена – не твоя сестра.
– Похрен. Заебал ты меня своими припарками.
Тёма на это не реагирует. Стискивая челюсти, меряет нас мрачным
Повисает долгая пауза.
Я уже начинаю переживать, что после нее, несмотря на напутствия отца, случится новый замес.
Как вдруг брат бросает приглушенно:
– Спустись ненадолго. Поговорить с тобой хочу. Мирно.
И выходит.
38
Для меня Маринка особенная.
Моя особенная! Моя!
Набухиваемся с Чарушиным до зеленых чертей.
Причем вначале делаем это абсолютно без слов. Он разливает, я не выебываюсь. Поднимаем стопки и молча раскидываем водяру по организмам.
После пятой Чара начинает говорить.
– Я тебе, сука, доверял… – сокрушается, в сердцах треская по столу ладонью. – Хоть и знал, что ты – гад ебучий, был уверен, что моих-то сестер ты не тронешь! Мать твою, да я был уверен, что для тебя они тоже как сестры! Сколько раз мы вместе над ними ржали? Приколы всякие придумывали… Я просил тебя за ними присматривать! Ты мне братом был!
– Я и сейчас им остаюсь, – пусть грубовато, зато искренне отражаю подачу.
В отличие от Чары, не мастак по красивым и весомым речам. Да и оправдываться – вот вообще не мое. Хотя кому это в принципе может нравиться?! Но, блядь, как бы там ни было, вина есть на мне, и я это осознаю. Потому-то и не шлю его в очередной раз на хрен.
Пытаюсь понять, что бы я чувствовал, окажись на его месте. Легко получается. Все-таки девчонки Чарушины мне реально как сестры. Я бы за любую из них порвал. А за Маринку – подавно!
– Да сука же ж… – продолжает Чарушин, выписывая на этих четырех словах столько шипящих и свистящих звуков, что спьяну даже смешно становится. Но когда его голос срывается, и он просто качает головой, преодолевая очередную волну эмоций, хохот так и застревает на выдаче. – Почему Рина? Почему моя сестра? Почему?! Она же кобра! Мелкая, вредная, ехидная… Компромат на всех собирает!
– Да… – бормочу, опуская взгляд вниз на столешницу. Выдыхаю перегретый в груди воздух. Пытаюсь вдохнуть свежий, но несмотря на то, что на улице достаточно прохладная ночь стоит, остыть никак не удается. – Тёмыч, а кто это придумал, а? Коброй ее называть… – вскидывая голову, вглядываюсь в его подранное лицо. – Не помнишь уже?
– Я придумал. Кто еще?
– Ни хрена, – отсекаю ровно и уверенно. – Первым так назвал Маринку я, а ты за мной стал повторять позже.
– Я? За тобой? – выкатывая грудь, раскидывает в стороны руки. – Да я тебя ссать стоя учил.
– А я тебя ебаться. И че?
Не в прямом смысле, конечно. Хотя во время тройников наверняка и на практике какие-то фишки показывал. Но изначально имею в виду теорию, которой делился со своими лучшими друзьями – Бойкой, Жорой, Филей и, собственно, Чарой. Потому как когда они только начинали интересоваться темой секса, я уже за две минуты телок до оргазма доводил.