Сжигая запреты
Шрифт:
К сожалению, пока идентифицировать личности не получилось. Но я не сдамся. Мне нужно их найти. Где бы эти твари ни находились. Не успокоюсь, пока лично каждого не порву.
В какой-то момент в мозгах проясняется, я переключаюсь и вспоминаю, что собирался заехать в родительский притон. После острова пару раз был. Вещи забрать успел, только пока не придумал, как вытащить Ингрид. Поэтому вынужден навещать в гребаном поместье.
Бабуля большую часть суток сейчас проводит в дреме. Урвать минутку и поговорить с
Перегруженная трасса. Приезжаю домой поздно.
Маринка, вполне ожидаемо, стартует с обидой.
– А-а-а, пришел все-таки, – выдает якобы равнодушно. Скрещивая руки на груди, замирает у лестницы. – А я уже думала, что ты от меня свалил по-английски.
Приподнимая брови, закатываю глаза.
– Ага, – толкаю ровно. – По-английски свалил. По-французски вернулся, Марин. Планировал, конечно, до комнаты дойти. Но раз ты прямо здесь решила… Раздевайся.
Она фыркает, отпуская эмоции, которые держали ее в напряжении.
– Не надейся. Ужинать идем, – командует миролюбиво и мягким шагом направляется в кухню.
Я с ухмылкой двигаю следом.
Пока мою руки, Маринка что-то разогревает и выставляет на стол тарелки.
– Все спят уже, что ли? – машинально оглядываюсь.
Непривычно видеть кухню Чарушиных пустой. Тут ведь постоянно «тусят» толпами.
– Мама с утра по дому возилась, а вторую половину дня летала по торговым центрам. Вернулась с кипой детских вещей и с головной болью. Папа сказал, что они идут ее лечить, – поясняет Маринка спокойно, перекладывая по столешнице еще какие-то контейнеры.
Я хмыкаю, но, честно говоря, подмывает конкретно так усмехнуться. Нравится мне то, что в семье Чарушиных нормальная близость – не тайна за семью печатями, но и не разврат напоказ, как у моих извращуг. Наверное, этот их подход – золотая середина. Хочу, чтобы у нас с Маринкой было так же.
– Девчонки в городе. Вернутся только на выходные, – добавляет она и принимается нарезать налистники на порционные куски.
Мать вашу, у меня на них триггер. А все Чары с Лизкой вина.
Когда моя ядовитая кобра печет их для меня, будто божьей благодатью меня окутывает. Я счастлив! Я так счастлив, что она меня любит, что аж дыхание перехватывает.
Пользуюсь случаем, чтобы прижаться сзади и зафиксировать Маринку у столешницы.
– Даня… – порывается возмутиться.
– Стой, – требую приглушенно. Она и замирает, позволяя мне привычно скользнуть ладонями ей на живот и утробно заурчать от довольства. Похрен, насколько дико это звучит. – Мелкая снова подросла. Смотри, какой шар, Марин, – забравшись ей под майку, очерчиваю пальцами небольшую округлую выпуклость. – Свернулась там моя малыха. Пригрелась и растет.
– Даня… – какой-то смущенный смешок выдает. Тоже сейчас нередко своими эмоциями
– Да ну, расскажешь, Марин, – не верю я. – Никогда у тебя после еды не появлялся живот, а точишь ты всегда – дай Боже.
– Это я много ем? Я? – таки отталкивает меня, чтобы развернуться.
Со смехом ловлю ее обратно и целую. Так целую, что какую-то хрень со столешницы на пол смахиваем. Чарушина судорожно сминает в кулаки мою футболку, я всю ее стискиваю. Особенно несдержанно впиваюсь пальцами в задницу.
– Ты скучал по мне? – тарахтит Маринка запыханно.
– Спрашиваешь… – толкаю так же задушенно.
– Тогда почему ты так долго? Где был? Чем занимался?
Теряюсь только потому, что не ожидал такого шквала вопросов. Не привык отчитываться. И, честно говоря, не знаю, что должен сказать, чтобы не попасть со своими ответами впросак. Всю правду я ведь ей не могу выдать.
– Встречался с пацанами, Марин, – прикидываю на ходу, кто где мог быть. Выбираю самый оптимальный вариант: – То есть только с Жорой. Немного перетерли по пустякам. По безалкоголке[6] бахнули. Потом заезжал проведать Ингрид.
Чарушина… Она такая хитрая, что я понять не могу: верит мне или не очень. Вроде как да, иначе бы на словах не смолчала и разложила меня. И вместе с тем взгляд ее вызывает тотальные сомнения.
Я уже слегка нервно хапаю воздух и лихорадочно соображаю, что ей еще задвинуть, как вдруг она совершенно неожиданно меняет тему:
– Я знаю, как забрать Ингрид.
– И как?
– Нужно с твоим отцом сделку заключить. Ты ему – лакомый кусок своего наследства. Он – на тебя опекунство над Ингрид.
Едва Маринка это озвучивает, первым делом напрягаюсь.
– Откуда знаешь про наследство и про то, что мой папаша спит и видит, чтобы урвать хоть что-нибудь?
– Ты мне сам рассказывал. В Крыму, – быстро отражает она.
И краснеет. Я слегка теряюсь, потому что хочу слизать этот румянец с ее кожи незамедлительно. Но у нас серьезный разговор, а я все-таки не самое тупое животное.
– Да, – киваю. – Рассказывал.
– Надо обдумать, как предложить так... – тянет Маринка.
– …чтобы он не смог отказаться, – заканчиваю за нее я.
– Вот!
Улыбается. Сияет.
Я заторможенно моргаю. Во рту вдруг резко пересыхает. И вообще… Качает изнутри.
– Ладно, Дань… Давай ужинать, а то все остынет.
Пока едим, толком не разговариваем. Мои мысли летают вокруг заданной темы, а Маринка, как ни странно, тоже молчит. Только наблюдает за мной – чувствую ее внимание практически непрерывно.
После ужина же тянет меня во двор, несмотря на то, что время действительно позднее.