Т-а и-та
Шрифт:
— Зоя, ты слышишь?.. Ты — само «очарование» и «дуся», — поймав за руку сестру, лукаво шепнул ей доктор.
— Вот противный-то, все передает! — расхохоталась сконфуженная Ника, в то время, как Зоя Львовна улыбалась ей своей обаятельной улыбкой.
— Но мы уклоняемся, однако, — принимая серьезный вид, произнес доктор. — Ну, что же ваша Зулуска?
— Не Зулуска, а Скифка, милый доктор, Скифка. Представьте, ей всюду мерещатся заговоры, бунты, измены. Она наяву бредит, ими, и, как сыщик, следит теперь за нами. Кое-что проведала про Тайночку, и часа покоя буквально не видим от нее.
— Ха, ха, ха! Это вы-то бунтовщицы, заговорщицы! — расхохотался самым искренним образом Дмитрий Львович.
— Плохо еще то, что Бисмарк куксится, боится Тайночку у себя держать. Мы барону нашему написали, просили принять участие в Тайне, да он уехал за границу. Неизвестно когда вернется. Положение бамбуковое. Представьте: бедная, бедная девочка-сиротка, ни отца, ни матери, никого кроме тетки — и не иметь права на жизнь, на кров и пищу! И такая прелесть еще, как эта Тайночка!
Дмитрий Львович слушал внимательно Нику и восхищался ее разгоревшимися глазками и озабоченным личиком. «Какая славная, добрая, красивая, девушка, какая нежная у нее душа!» — подумал доктор, не сводя глаз со своей собеседницы.
И движимый невольным чувством, он взял за руку Нику и произнес ласково:
— Доверите ли вы мне вашу Тайночку, если я придумаю способ устроить ее хорошо?
Карие глаза Ники вспыхнули радостью.
— Что вы хотите сделать? Что? — так и всколыхнулась всем своим существом молодая девушка.
— Подождите, дайте мне подумать. Разрешаете?
— Разрешаю! — тоном, преисполненным деланной важности, проронила Ника, но сердце ее забилось сильно, и новая надежда окрылила юную головку.
«Неужели, этот милый, симпатичный доктор найдет способ помочь нашему горю?»
В это самое время на противоположном конце стола Вова Баян уничтожал торты и конфеты наперегонки с Золотой рыбкой и оживленно болтал.
— Нет, вообразите только, — рассказывала своему кавалеру Лида: Скифка мечется, орет, бежит за Никой. А Ника несет на руках «кузину» Таиту, которую Скифка нашла у себя в постели. Вы знаете, ту «кузину», про которую на Рождестве вам Ника рассказывала? Ну, думаю, дело плохо. Схватила аквариум, да как о пол — хлоп. Понятно, рыбки затрепетали, а тритоны тягу дали, но в общем маневр достиг цели. Скифка глаза выпучила, рот до ушей, и назад…
— Помилуй Бог! Молодец! Хвалю! Вот это по-нашему, по-суворовски! — восторгался Вова, отправляя в рот чуть ли не десятую порцию торта.
— Нет, а теперь-то я сама отличилась, вы знаете? Записку съела. Вы слышали?
— Что-о-о?
— Вот и то… Пишу секрет Нике про то, чего и вы даже, Вовочка, знать не должны и не знаете, а Скифка тут как тут. «Aber» и так далее… Покажи записку и никаких… Ну я и не будь дурочкой, хам ее в рот, пожевала и проглотила.
— Ну?..
— Ну и ничего. Тошнило потом немножечко. Валерьянка выручила, мятных капель дала.
— Нет, помилуй Бог, это, шут знает, как все прекрасно! — восторгался Вова: — как жаль, что вы не наш брат кадет… А то бы мы оба вместе в Суворовский Фанагорийский полк поступили. И какой бы славный солдатенок из вас вышел, помилуй Бог!
— Нета! Неточка! Спойте нам что-нибудь, — попросила Зоя Львовна Козельскую.
Та сидела рядом со старшим Баян. Сергей сумел заинтересовать эту всегда сонную, апатичную девушку. Он рассказывал ей об электрической выставке, которую посетил на днях, и попутно коснулся и самого электричества. Это был конек юноши. Он любил избранную им профессию. И говорил он с захватывающим интересом, увлекаясь сам и увлекая свою собеседницу. Красавица Неточка с чудно оживившимся лицом и загоревшимися глазами ловила каждое слово молодого электротехника. Словно проснулась она, когда Зоя Львовна подошла к ней, прося ее спеть. Неохотно поднялась со своего места молодая девушка и подошла к роялю. И через минуту нежные, бархатные звуки молодого сочного сопрано задрожали и понеслись по комнате.
Хорошо пела Неточка, и все присутствующие невольно замерли, поддаваясь обаянию этих сочных, мелодичных звуков. Точно поднялась мягкая лазоревая волна и покатила в безбрежное море… Точно засвистал соловушка в дубовой чаще, и песнь его нежной свирелью зазвенела под мохнатыми кущами деревьев… И, как бы звонкий лесной ручеек откликнулся ему в чаще. Сапфировой водной, серебристой соловьиной трелью и звоном лесного ручья разливалась несложная песенка Неты. И под звуки песни красивое одухотворенное лицо Дмитрия Львовича приблизилось к Нике.
— Я придумал… Я нашел способ устроить вашу Тайну и выручить всех вас из беды. — услышала его голос Ника.
— Как? Что? Но как же? Как же?
— Да очень просто, — улыбаясь, произнес доктор, — пока не вернется из-за границы ваш барон, я продержу девочку у себя. Правда, квартирка у меня малюсенькая при госпитале, но, авось, места хватит. А денщик мой, Иван, славный парень и будет не худшей нянькой для вашей Тайночки, нежели ваш, как его… Бисмарк.
— О, какой вы милый, доктор, и как я вас за это люблю! — вырвалось бессознательно из уст Ники, — и как вам отплатить за все это, уж и не знаю сама.
— А я научу…
— Научите, пожалуйста.
— Стало быть, вы находите, что я достоин награды? — тонко улыбнулся Дмитрий Львович.
— Конечно! Конечно!
— В таком случае, разрешите мне приехать к вам в вашу далекую Манчжурию и сказать вашим родителям: «вот девушка, сердце которой — сокровище, и оберегать его от ударов судьбы почел бы за счастье каждый, а я больше, нежели кто-либо другой»?
Но для этого надо, чтобы и это чуткое милое сердечко забилось сильнее для меня. Я буду терпелив. Я буду ждать. И дайте мне слово, Ника Николаевна, если вам понадобится верный друг и защитник, любящее, преданное сердце, вы позовете Дмитрия Калинина.
Голос Дмитрия Львовича упал до шепота. Полны любви и ласки были сейчас его открытые честные глаза. В уголке у рояля их никто не слышал. Нета пела. Все присутствующие были поглощены ее пением. Даже Вовка и Золотая рыбка оставили на время свои торты и обратились в слух.
Сердце Ники билось сильно и неровно. Ей, считавшейся еще ребенком, девочкой, в ее юные шестнадцать лет, открыл свою душу этот сильный, честный, благородный человек, брат любимой Зои Львовны, принесший все свои силы на алтарь человечества. Под звуки пения Неты, он шептал ей о том, как он узнал от сестры о их бедной сиротке Таиточке, как тронуло его ее, Никина, доброта и как он сам себе сказал: