Т. 13 Число зверя
Шрифт:
— Может быть, у капитана есть не известные мне обязанности?
— Нет. Но все остальные работают, Джейкоб.
— Капитан, званию соответствуют привилегии. Ты находишься на службе двадцать четыре часа в сутки — на этой планете даже двадцать четыре с половиной…
— Двадцать четыре часа тридцать девять минут тридцать пять секунд.
— Ты что, мерила? Или запомнила со слов какого-нибудь профессора?
— Ни то ни другое, Джейкоб. Это цифра, которой пользуется Ая. Наверно, она взяла ее из «Аэрокосмического альманаха».
— Кому ты больше веришь: альманаху или мужу?
— Извини меня, Джейкоб, сейчас я сообщу Ае правильную цифру.
— Все бы тебе шутки шутить. Капитан, раз вы постоянно на службе, вы имеете полное право купаться, отдыхать и развлекаться в любое время.
— Ну, ладно… Подожди две секунды. Возьму полотенце и скажу Зебби, что я буду ужинать, когда он пойдет купаться.
— Капитан, сегодня второй кок — я. Вы так сказали.
— Ты будешь нести охрану, Джейкоб, у тебя это выходит лучше, чем у меня. А Картеры пусть охраняют друг друга.
Когда Хильда вернулась с полотенцем в руках, я сказал:
— Капитан, мне кажется, я придумал, во что тебя одеть.
— Чудно. Во что же?
Мы направились к тропе, ведущей вниз.
— Ты прихватила мои гавайки?
— «Список багажа. Одежда. Джейкоб. Рубашки. Гавайки».
— Помнишь голубую в белый цветочек?
— Да.
— Я ношу средний, но влезаю и в малый, а в том магазине таких рубашек среднего размера не было. Но эта уж совсем маленькая, так что я ее не носил. Хильда, она тебе понравится — и ее несложно обузить. — На этих словах я чуть было не подвернул ногу — когда идешь с ружьем, этого делать не рекомендуется.
— Не надо ее обуживать, Джейкоб. Твоя рубашка очень пригодится мне месяце этак на шестом.
— Великолепная идея! Интересно, взяла ли Дити матросские брюки? Белые.
— Кажется, мне попадались какие-то белые парусиновые брюки. — Хильда скинула кеды и вошла в воду.
— Это те самые. Она носила их одно лето, еще девчонкой. На следующее лето она из них выросла. Все собиралась перешить их, так руки и не дошли.
— Джейкоб, если эти брюки так дороги Дити, что она их сохранила и взяла с собой, я не стану их у нее выпрашивать.
— Я ее попрошу. Хильда, ты не о том беспокоишься. Мы все свалили в общий котел. Я швырнул туда шоколадки, Зеб швырнул свою машину, Дити швырнет матросские штаны.
— А я? Я же ничего не швырнула!
— Твою норковую накидку. Вот предложи ее Дити в обмен на старые белые…
— А что, она того стоит!
— Еще как стоит, красавица моя. Эта накидка — валюта. Всего несколько дней назад каждый из нас был состоятельным человеком. Теперь мы не существуем, и нам нет дороги домой. Что стало с нашими банковскими счетами, я не знаю, но похоже, что мы уже ничего с них не получим, а заодно пропали и все наши акции и прочие ценные бумаги. Все бумажные деньги, которые у нас при себе, не стоят ровным счетом ничего. Как ты знаешь, у меня есть золото в слитках и монетах, у Зеба тоже: мы оба любим звонкую монету и не доверяем правительствам. Хочешь не хочешь, а Аю иногда нужно заправлять горючим, для этого необходимы надежные средства платежа. Например, золото. Или норковые манто. Ну, вылезай, а то замерзнешь! Я бы вытер тебя насухо, но надо поглядывать, как бы не объявился гигантский термит.
— А вот Зебби вчера вечером вытер меня насухо.
И откуда у женщин эта потребность признаваться? Во всяком случае, это не мужской порок.
— Вот как? Ну, я с ним поговорю.
— Джейкоб, ты сердишься.
— Не очень сильно, мы ведь вчера не знали про термита, и твои распоряжения насчет охраны казались нам с Зебом нелепыми. Тем не менее Зеб пренебрег своими обязанностями.
— Я хотела сказать, ты сердишься на меня.
— За что? Разве ты его заставила насильно?
— Нет, он сам проявил инициативу: стоял с полотенцем наготове, совсем как ты обычно делаешь. Я прямо и шагнула в это полотенце, он меня в него завернул и вытер.
— Приятно было?
— Еще бы! Я порочная, Джейкоб, — но очень приятно.
— Не напускай на себя, дорогая моя, никакая ты не порочная. Не в первый же раз он тебя вытирал.
— Ну… не в первый.
(Все бы им в содеянном признаваться, все бы им в грехах исповедоваться.)
— Убыло тебя от этого тогда или теперь?
— Да нет вроде.
— Я уверен, что нет. Послушай, дорогая: тебе двадцать девять, ну, максимум сорок два. Ты три раза была замужем по контракту, теперь замужем по старинке. В колледже ты только и делала, что подавала повод пересудам. Зеб твой старый приятель. Вы оба прошли огонь, воду и медные трубы. Милая моя, я с самого начала предполагал, как говорится, худшее, хотя на самом деле это часто как раз лучшее.
— Но Джейкоб, у нас ничего не было, не было! Ни теперь, ни тогда!
— Да? Ну что ж, кто не поддается соблазну, пусть пеняет на себя. Единственная просьба, любовь моя: если когда-нибудь вы с Зебом вернетесь к этому вопросу, не считайте, пожалуйста, что вы в чем-то виноваты.
— Но мы не собираемся!
— Если соберетесь, скажи Зебу, что он не должен причинять боль Дити. Она очень его любит. Неудивительно, его трудно не любить. Ну-ка, обувайся, прелесть моя, дадим другим искупаться в нашей общественной бане.
— Джейкоб… Ты все-таки думаешь, что у нас что-то было. У нас с Зебом.
— Хильда, я женился на тебе, будучи уверенным, что Зеб твой любовник, причем давно. Точнее, один из твоих любовников. Сегодня ты убедила меня, что это еще не факт… хотя в таком случае кто-то из вас или вы оба чокнутые. Но видишь ли, было у вас или не было — что от этого меняется? Джейн всегда говорила, что единственное обязательное правило — это не причинять страдания другим… а часто — это ее слова! — для этого достаточно просто не говорить лишнего.
— Я тоже от Джейн это слышала. Джейкоб… поцелуй меня.