Т. 13 Число зверя
Шрифт:
— Зебби не согласится. Либо ты, либо Дити, Джейкоб. Если нашим следующим капитаном станет Дити, то ты окончательно превратишься в водителя на заднем сиденье — будешь препираться с ней еще хуже, чем со мной. Нет, Джейкоб, ты должен быть капитаном сначала, Дити — потом, чтобы ты на своей шкуре, понял, каково ей придется.
Мне казалось, что меня уже более чем достаточно ругали, можно бы и остановиться. Я собрался высказать это Хильде, но тут до меня дошло, как меня только что обозвали: «водитель на заднем сиденье».
Ну хорошо: надо быть честным с самим собой. Я человек не светский и никогда таким не буду: если занимаешься творческим трудом, не остается времени на дурацкие визиты и все такое прочее. Но «водитель на заднем сиденье»?
Вот вам факты: Джейн научилась водить раньше меня — у ее отца был двухместный автомобиль. Наша первая машина, вездеход, появилась у нас в период ее беременности: я прошел обучение и мог ее возить. Когда родилась Дити, Джейн снова села за руль, но когда мы куда-нибудь ехали вместе, водителем всегда был я. Правда, раз или два она была за рулем, а я довольствовался ролью пассажира, но она никогда не жаловалась, что я пристаю к ней с советами или упреками — словом, веду себя как «водитель на заднем сиденье».
Впрочем, Джейн вообще никогда не жаловалась.
Дити продолжила эту традицию. Не знаю, кто учил ее водить, но водила она лет с двенадцати или тринадцати — и на земле, и в воздухе. Меня она не возила до тех пор, пока не заболела Джейн. Но когда Джейн не стало, Дити пришлось возить меня довольно часто. Иногда мы менялись ролями. Потом как-то раз, когда она сидела за рулем, я сделал ей замечание: она шла на высоте на сколько-то там ниже тысячи метров, а впереди был город.
Она сказала: «Спасибо, папа» — и приземлилась в этом городе, что первоначально отнюдь не предполагалось. Она выключила двигатель, вылезла, обошла машину и сказала: «Двигайся, папа. Теперь я буду любоваться видами, а ты давай прокладывай нам путь по небесам».
Я не двинулся с места: тогда Дити устроилась на заднем сиденье. Дити унаследовала свое упрямство от обоих родителей. Упрямство Джейн было мягким на вид, но под ним таилась хромированная сталь, мое одето в угрюмую злость. Но у Дити упрямство вообще ничем не скрыто. Она мила и кротка, но никакой Торквемада не заставит ее сделать то, чего она делать не хочет.
Мы старательно не замечали друг друга четыре часа. Потом я обернулся (видимо, намереваясь устроить скандал — очень мне хотелось поскандалить) и увидел, что Дити спит, свернувшись на заднем сиденье калачиком.
Я написал записку, прилепил ее к ветровому стеклу, оставил ключи, бесшумно вылез, удостоверился, что все двери крепко заперты, взял напрокат другую машину и вернулся домой — по воздуху: я был так зол, что боялся ехать по дороге.
Вместо того чтобы сразу пойти домой, я отправился в университетскую столовую пообедать и обнаружил там Дити, уже сидевшую за столиком. Я взял свой поднос и присоединился к ней. Она взглянула на меня, улыбнулась и весело сказала:
«Привет, пап! Как хорошо, что мы встретились. — Она открыла сумочку. — Вот твои ключи».
Я взял их.
«Где наша машина?»
«Твоя машина, папа. Там, где ты ее оставил».
«Я оставил?»
«Ключи были у тебя, ты сидел на водительском месте, машина записана на твое имя. Ты оставил на заднем сиденье спящую пассажирку. Хорошо, что ей уже исполнилось восемнадцать, не правда ли? — Потом она добавила: — Я тут присмотрела один двухместный «опель». Проехалась на нем разок. Он в хорошем состоянии».
«Нам ни к чему две машины!»
«Это ты так считаешь, а другие считают иначе».
«Две машины нам не по средствам».
«Откуда тебе об этом знать? Деньгами заведую я».
«Опель» она не купила. Но больше никогда не садилась за руль, если мы куда-нибудь ехали вместе.
Три значения — это, конечно, еще не статистическая выборка. Но похоже, что все три женщины, которых мне выпало счастье любить, считают меня водителем с заднего сиденья. Джейн никогда этого не говорила… Но, как я сейчас понимаю, придерживалась того же мнения, что и Дити с Хильдой.
Почему, ну почему? Какой же я водитель с заднего сиденья? Я не кричу: «Осторожнее!» или «Смотри, куда едешь!» Но ведь ясно же, что две пары глаз лучше, чем одна. Неужели пассажир не должен поделиться с водителем сведениями — просто сведениями, — возможно, ускользнувшими от его внимания? Критика? Только конструктивная, в самых щадящих количествах и только самым близким друзьям.
Однако буду уж честным с самим собой: мое мнение тут ровным счетом ничего не значит. Хильду и Дити я должен убедить не словами, а поступками. Преодолеть силу застарелой привычки одной решимостью трудно, и мне придется постоянно следить за собой.
Тут я вдруг услышал, что в люк стучат, и понял, что спал. Люк приотворился.
— Взлетаем через пять минут.
— Хорошо, Дити, — откликнулась Хильда. — Выспался, милый?
— Прекрасно выспался. А ты?
Когда мы выползли, Дити сказала:
— Правая дверца открыта, возле нее стоит папино ружье, оно на предохранителе. Капитан, вы просили вам напомнить. Мне сесть за штурвал?
— Да, пожалуйста.
Мы не потратили ни минуты лишнего времени, так как Дити воспользовалась двумя программами: «Бинго Виндзор» и «Ая, прыг». Зеб связался с офицером радиослужбы почти сразу же.
— Очень хорошо. Сейчас выясню, может ли капитан принять сообщение. Оставайтесь на связи.
Зеб молча, но с подчеркнутой выразительностью отсчитал десять секунд и дал знак Хильде.
— Говорит капитан Берроуз. Лейтенант Бин?
— Да, да! Честное слово, я вас уже двадцать минут разыскиваю.
— До окончания назначенного мною срока осталось еще несколько секунд.
— Тем не менее я безмерно рад, что наконец-то слышу ваш голос, капитан. У меня для вас послание от генерал-губернатора. Готовы ли вы его записать?
Зеб кивнул, Хильда ответила «да», лейтенант продолжал:
— «От генерал-губернатора капитану X. К. Берроуз, судно «Ая Плутишка». Торопитесь домой, дети плачут. Мы все соскучились. Тучный телец уже на вертеле. Документ заверен подписью и печатью, включая дополнительную оговорку. Подпись: Берти». Капитан, так губернатор подписывает письма близким друзьям. Знак особого внимания, я бы сказал.