Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

Аполлинер Гийом

* * *

Так Крониаманталь достиг совершеннолетия.

Обнаруженная у него болезнь сердца освободила его от военной службы. Вскоре после этого неожиданно умер его учитель, оставив ему по завещанию то немногое, что у него было. И, продав дом, который называли Замком, Крониаманталь прибыл в Париж, чтобы здесь мирно отдаться литературе, как ему того хотелось, ибо уже некоторое время он втайне писал стихи, которые хранил в старой коробке из-под сигар.

X. ПОЭЗИЯ

В самом начале 1911 года плохо одетый молодой человек бегом поднимался по улице Гудона. На его необыкновенно подвижном лице попеременно сменялись радость и беспокойство. Глаза его пожирали все, что видели, а веки смыкались быстро, словно челюсти, и поглощали вселенную, которая

бесконечно обновлялась усилиями бегущего; он воображал малейшие детали огромных миров и насыщался ими. Рокот и гром Парижа разражались вдали и окружали молодого человека, который, запыхавшись, остановился, словно долго преследуемый и готовый сдаться налетчик. Этот рокот, этот шум свидетельствовали о том, что враги почти загнали его, как воришку. Он ухмыльнулся, хитро сощурился и медленно двинулся дальше: он укрылся в своей памяти и шел вперед, тогда как все силы его судьбы и сознания раздвигали время, чтобы проявить истинный смысл того, что происходит, того, что было и того, что будет.

Молодой человек вошел в одноэтажный дом^{121}. Объявление на открытой двери гласило:

ВХОД В МАСТЕРСКИЕ

Он прошел по коридору, где было так темно и так холодно, что ему показалось, что он умер, и со всей силы, сжав зубы и кулаки, вдребезги разбил вечность. Тут внезапно он вновь почувствовал время и услышал, как стенные часы отбивают чеканные секунды, которые падали со звоном разбитого стекла; жизнь вернулась к нему, и время снова пошло. Но в тот момент, когда он остановился возле двери, чтобы постучать, сердце его забилось гораздо сильнее от страха, что он никого не застанет.

Он постучался и прокричал:

— Это я, Крониаманталь!

По ту сторону двери послышались тяжелые медленные шаги человека, который, казалось, изнемогал от усталости или был чем-то угнетен, а когда дверь открылась, вдруг сверкнула резкая вспышка света — вспышка созидания двух существ и их мгновенного соединения.

В мастерской, похожей на хлев, повсюду лежало бесчисленное стадо: это были уснувшие полотна, а охраняющий их пастырь улыбался своему другу.

Желтые книги, сложенные стопкой на этажерке, казались брусками сливочного масла. А ветер проникал в плохо закрытую дверь и приводил с собой неведомые существа, которые тихо стонали, жалуясь на свои горести. Тогда все волчицы нужды завывали за дверью, готовые пожрать и стадо, и пастыря, и его друга, чтобы подготовить на том же месте фундамент для нового города. Но в мастерской царили многоцветные радости. Широкое окно выходило на северную сторону, и видна была одна лишь небесная синь, похожая на женское пение. Крониаманталь снял пальто, которое упало на пол, словно тело утопленника, и сев на диван, долго и молча разглядывал новый холст, стоящий на мольберте. Одетый в синее художник с босыми ногами тоже смотрел на картину, где в ледяном тумане угадывались две женщины.

Была еще в мастерской роковая вещь, огромный кусок разбитого зеркала, прикрепленный к стене загнутыми гвоздями. Зеркало казалось бездонным мертвым морем, поставленным вертикально, в глубине его притворная жизнь оживляла несуществующее. Так, рядом с Искусством живет его подобие, о котором люди и не догадываются, и которое принижает их, в то время как Искусство их возвышает. Сидя на диване с упертыми в колени локтями, Крониаманталь наклонился и отвел глаза от картины, чтобы перевести их на листок бумаги, валявшийся на полу; кисточкой на листке было начертано:

Я В БИСТРО Бенинский Птах

Он несколько раз перечитал эту фразу, а Бенинский Птах^{122} в это время, покачивая головой и то отходя, то приближаясь, разглядывал свою картину. Наконец, он повернулся к Крониаманталю и сказал:

— Вчера вечером я видел твою жену.

— Кто она? — спросил Крониаманталь.

— Не знаю, я ее увидел, но не знаю ее. Это именно такая девушка, какие тебе нравятся. У нее печальное детское лицо женщины, которой судьбой предначертано быть причиной страданий^{123}. В числе ее достоинств — руки: они поднимаются, чтобы оттолкнуть; а также то, что она лишена того благородства, которое не смогли бы полюбить поэты, ибо оно помешало бы им предаваться страданию. Я видел твою жену, я же сказал. Она и уродство, и красота; она то, что нам нравится сегодня. И она, наверное, пахнет лавровым листом^{124}.

Но Крониаманталь, который совершенно не слушал, перебил его;

— Вчера я сочинил мое последнее стихотворение, написанное классическим стихом;

Кифаре — По харе!^{125}

и мое последнее стихотворение, написанное стихом свободным (обрати внимание, что во второй строфе слово девушка употреблено в плохом смысле):

РЕКЛАМА НОВОГО ЛЕКАРСТВА^{126}

Почему он вернулся Хиальмар Серебряные чаши с черпаком Остались пустыми Вечерние звезды Стали дневными звездами Одна за другой Ведьма Грюльского леса Приготовила себе еду Она питалась кониной А он ее не ел Маи Маи рамао ниа ниа Вот утренние звезды Опять стали вечерними Одна за другой. Он вскричал — Именем Марё И его любимого ягнятника Девушка из Арнамёра Приготовит напиток героев — Повинуюсь прославленный воин Маи Маи рамао ниа ниа Она взяла солнце И опустила его в море Подобно тому как хозяйки Ветчину погружают в рассол Но беда! прожорливый лосось Проглотил погруженное в море солнце И сделал себе парик Из его лучей Маи Маи рамао ниа ниа Она взяла луну И обмотала ее ленточками Как делают с почетными мертвецами И маленькими детьми И потом при свете оставшихся звезд О вечные звезды Она сделала отвар из селажа Из норвежского смоляного молочая И харкотины эльфов И дала его выпить герою Маи Маи рамао ниа ниа Он умер как солнце И ведьма взобравшись на вершину ели Слушала до вечера Рокот ветра в пустом флаконе Откуда лживые скальды поверяли свои слова Маи Маи рамао ниа ниа

Крониаманталь минуту помолчал, потом добавил:

— Я буду писать только стихом, свободным от всяких пут, будь то даже путы языка. Послушай, старина!

МАЭВИДАНОМИ РЕНАНОКАЛИПНОДИТОК ЭКСТАРТИНАП + в. с. А.З. Тел.: 33–122 Пан: Пан ОеаоиииоКТэн иииииииииии

— Последняя строка твоего стихотворения, бедняга Крониаманталь, — сказал Бенинский Птах, — не более чем плагиат из Фр. нс.с. а Ж. мм.а.^{127}