Т. 4. Сибирь. Роман
Шрифт:
— А куда девались эти писклявые варнаки? — кивнув головой в сторону второй половины дома, спросил мужик.
— В село вместе с моим хозяином уехали.
— Вон как! Они туда, а я оттуда. Где же я мог с ними разойтись?.. Жалко. Нужны мне позарез.
— А может, они в другое место уехали. Мне ведь не говорят, — сказала Поля, про себя подумав: «Возможно, «яму» смотреть поехали или остяков нанимать». — Вы что — знакомый им или каким-нибудь делом с ними связанный? — помолчав, спросила она.
— Бечева нужна. Дель есть, сети надо посадить, а веревку, кроме как у них, взять негде.
— Вы, значит, рыбак? —
— Рыбак поневоле. Ссыльный я, девушка. Шустов моя фамилия. Василий Демьяныч. Два года прожил в этой местности. Еще два с половиной года надо мучиться. При мне и семья. Пять человек детей — один другого меньше. Жена, конечно. Семь ртов. Каждому понемногу — и то сколько всего надо. А тут со здоровьем не везет. Как весна, меня лихорадка трясет, а зимой то кашель мучает, то ревматизм гнет.
Шустов отхлебнул чай из кружки, взглянул на Полю с недоверием, с усмешкой бросил:
— Да что говорить! Все равно не поймешь.
— Почему же это не пойму? — откровенно обиделась Поля.
— А потому, девушка, чтоб понять меня, надо побыть в моей шкуре. — Шустов, видимо, угадал, что чем-то задел Полю, произнес эти слова более мягким тоном. Поле захотелось сказать: «Я все понимаю. У меня и дедушка и папка ссыльными были». Но сдержалась, спросила о другом:
— А лечиться пробовал, Василий Демьяныч?
— Как же! Пользует меня парабельский фельдшер Горбяков Федор Терентьевич. Золотой человек! Иной раз прискачет в такую непогоду, что жуть берет. «Как, говорю, можно? Загибнете!» А он, весельчак, смеется только: «Э, говорит, все это пустяки! Кому суждено утонуть, тот в огне не сгорит!» Золотой человек! — повторил Шустов. И как-то даже привстал от волнения.
Поля с трудом удержалась, чтобы не крикнуть: «Да ведь этот золотой человек — мой папка!» Похвала Шустова так ей была приятна, такой глубокой и сильной радостью омыла ее душу, что все неприятности и терзания последних дней улетучились из памяти, будто их и не было. Видно, эта внутренняя вспышка отразилась и на лице Поли, в ее глазах. Шустов заметил это. Вдруг, в упор посмотрев на Полю, спросил:
— Приходилось знать Горбякова?
— Еще бы! Личность по всему Нарыму известная.
— Большой души человек Горбяков, — в третий раз похвалил Шустов фельдшера.
— А сами-то вы откуда? — спросила Поля, с каждой минутой все больше чувствуя интерес к этому человеку. — Трудно тут, в наших краях, человеку пришлому. Мы-то, сибиряки, притерпелись, обжились.
— Из Саратова я. Попал сюда, как многие заводские, — забастовщик. Ну тем полегше. Ребята все бессемейные, одинокие. Помучаются в тоске и одиночестве, а все-таки переживут ссылку. Разбросали нас — кого куда. Одних под Архангельск, других — в Туруханск, а меня и еще троих — в Нарым. Да и тут-то расселили по разным станкам, — доверчиво рассказывал Шустов. — Окажись мы вместе, все-таки не дали б друг другу голодной смертью умирать…
— Пособие-то вам платят, или вы как ссыльнопоселенец?
— Все пособие за квартиру отдаю. Пропитание добываю работой. В первый год всему селу самовары перелудил, перепаял посуду. Да велико ли село-то? Шестьдесят дворов. Потом поделкой туесков занялся. Всех хозяев снабдил. А главный заработок — рыбалка. Осенью с женой на песках работали. То неводили, то разделкой рыбы занимались. Работаешь вроде много,
Поля слушала неторопливый рассказ Шустова, и многое из того, о чем он говорил, было ей знакомо и близко. Отцовой семье хоть голодовка не грозила, но рассчитывать приходилось постоянно. Лишнего в доме ничего не было, и весь достаток зависел только от собственной работы.
— А дети у вас большие? — спросила Поля.
— Старшему десять годов, а младший здесь уже, в ссылке, родился.
— Здоровые?
— Какой там здоровые! То и дело болеют. Климат тут несравним с нашим: сурово. А похвастаться одежкой-обувкой не можем. Кто в чем. А ведь у меня сплошь парнишки. Удержу им нету. На реке ледяные забереги, а они в воду лезут. Студятся, бесенята! — с затаенной лаской воскликнул Шустов и, помолчав, продолжал: — Когда осудили нас, не хотел я попервости семейство с собой тащить в ссылку. А потом пришла жена на свидание и давай меня упрашивать: «Что я тут с ребятишками буду делать? С сумой придется их по дворам отправлять». Решился я: возьму, и так и этак клин. Вот и привез. Живем хоть и голодно, а все-таки все вместе… Ну, ничего! До весны бы только дотянуть, до тепла. А там будет легче: сети налажу, рыбачить начну… Боюсь вот только, братья-скопцы веревку в долг не дадут. Тогда опять без сетей останусь… Уж тут не знаю, что и делать…
Поле захотелось как-то помочь Шустову, и помочь немедленно. Она посмотрела на его вспотевшее от горячего чая худощавое и уставшее лицо, перевела глаза на мотки веревок. Один из кругов как раз был смотан из тонкой веревки, на которую «садили» сетевую дель. «Возьму, отмерю ему сажен двадцать — и дело с концом», — подумала Поля.
Шустов словно уловил ее мысль. Кивнул на круг с сетевой веревкой, сказал:
— Вот эта веревка. А без хозяев не возьмешь.
— А если испробовать без хозяев взять? В ответе я. Скажу, что ссамовольничала, — предложила Поля.
— Ну, уж нет, девушка! Тебе-то, может быть, и сойдет, а с меня они в этом случае семь шкур снимут. У них ведь каждая снасть на учете, на виду. Если б ты попробовала утаить даже эту веревку, сети-то я ведь все равно не утаю. Они сейчас же все разнюхают, прибегут и ничем не побрезгуют, ни перед чем не остановятся. Их тут знают и боятся пуще трактовых разбойников. Вот немного отдохну и поплетусь к дому. Придется в другой раз прийти.
Шустов посидел еще минут десять и принялся собираться. Полю охватила досада и на себя за то, что она ничем не смогла помочь человеку, и на скопцов, которые так опутали своими веревками людей, что те задыхаются в нужде, как мухи в паутине.
Когда Шустов, распрощавшись, вышел на крыльцо, Поля сунула руки в полушубок и бросилась за ним вдогонку:
— Остановитесь-ка, Василий Демьяныч! Слово вам одно хочу сказать.
Шустов ждал ее возле ворот с выражением недоверия на лице: что, мол, она там придумала? Уж не хочет ли снова предложить ему веревку на свой страх и риск?..
— Тут один секрет я у скопцов вызнала…
— Секрет? Какой секрет? — Шустов поближе встал к Поле, через плечо посмотрел на крыльцо — не подслушивают ли их.