Шрифт:
— Здесь слово «Бог» лишнее, сказал бы буддист, — заметил лама Джамбон.
— А чаньский буддист сказал бы, что здесь все слова лишние, — добавил молодой человек нигилистического вида, которого Т. видел на лестнице — он сидел рядом с Джамбоном.
— Но в чём тогда смысл рождения? — спросила дама с камелией.
— Наверно, в том, что Читатель хочет на время забыться, — предположил жёлтый галстук. — Ведь именно в этом и состоит смысл чтения — забыть себя на время.
Нигилист энергично помотал головой.
— Я не согласен, — сказал он, — что Абсолют хочет забыть себя. Чтобы забыть себя, надо себя знать, а Абсолют себя не знает.
— Помилуйте, — всплеснул руками жёлтый галстук, — как же Абсолют может себя не знать?
— А зачем ему себя знать? Это как если бы кто-то сказал про царя царей — какой же он царь, если у него в избе своей коровы нету. Да у него, может, и избы нет.
— В каком смысле избы нет?
— В том, — ответил нигилист, — что у Абсолюта вообще нет никакого «себя», которое можно знать или не знать. Это только у нас с вами под брюхом болтается, батенька. Да и то не у всех.
Жёлтый галстук открыл рот, словно услышал что-то крайне возмутительное, но ничего не сказал.
— Мало того, — продолжал нигилист горячо, — самое непостижимое качество Бога состоит в том, что Бога нет. Только это, батенька, не та вещь, которую крепким университетским умом понимают. Вы думать перестаньте на эту тему, от сургуча своего казённого отмойтесь, тогда, может, увидите одним глазком…
— Господа, — перебила дама с камелией, — прошу вас, не сползайте в вульгарность. Среди нас есть люди, которые здесь впервые — не будем утомлять их этими перепалками. Постараемся сделать нашу встречу более осмысленной. Я предлагаю, чтобы те из нас, кто в настроении, рассказали что-нибудь интересное про Соловьёва — каким его запомнили… Никто не возражает?
Таких в гостиной не нашлось.
— Тогда я начну с себя, — сказала дама. — Многие знают, что Соловьёв мог видеть духовным зрением не только события будущего, но и тексты, которые только ещё будут написаны. Иногда он мог даже цитировать их. Я часто вспоминаю в последние дни один случай… Знаете, когда он заглядывал в будущее, это было незабываемое зрелище. Создавалось впечатление, что он парит под куполом огромной небесной библиотеки, перед какой-то невидимой картотекой, ящики которой открывает взглядом. В такие минуты мне начинало казаться, что я вижу его снизу, а он возносится куда-то, хотя мы по-прежнему лежим… То есть стоим рядом. Он словно бы видел, как соотносятся фрагменты некоего универсального знания, разбитого на доставшиеся разным людям осколки. Он видел эти осколки сквозь время и пространство, и мог складывать их в целое…
— Случай, — напомнил господин с подусниками. — Вы говорили о случае, который часто вспоминаете.
— Да, — сказала дама с камелией, — спасибо. Однажды мы говорили о книгах, и он заметил, что так называемая духовная литература чаще всего бесполезна. А самые удивительные жемчужины спрятаны в совершенно не претендующих на особую духовность книгах. И в доказательство процитировал мне одну книгу будущего русского писателя, почему-то писавшего по-английски. Совсем короткий отрывок, про умирающего человека. Я запомнила сравнение умирающего с узлом, завязанным на струне. Соловьёв так и перевёл — «на струне», хотя там было английское слово string, оно может означать и простую верёвку. Сейчас договорю, и станет понятно… Так вот, умирающий похож на узел, который можно мгновенно распутать, если опознать в узле струну — потому что самый сложный узел состоит просто из её петель и извивов. Если вдуматься,
— Красиво, — сказал кто-то, — а что за писатель?
— Не помню точно, — ответила дама. — Птичья фамилия — не то Филин, не то Алконост. А потом Соловьёв как бы повернулся к другому ящику своей небесной картотеки, заглянул в него, улыбнулся и сказал: физики, которые сейчас роются в животе у атома, в будущем решат, что нет никаких частиц, а есть нечто другое, некая струна, string, по которой проходят волны — вот как по длинной бельевой верёвке, если дёрнуть её за конец. И всё, из чего состоит мир, и даже то, чем он был до своего появления — всё это разные колебания одной и той же струны… И тогда я спросила его — а кто же дёргает за эту струну, чтобы они появились? Он засмеялся и сказал — ну как кто? Ты! Кто же ещё?
— Я не до конца понял, — напряжённо улыбнулся журналист с подусниками.
— Я в то время тоже, — сказала дама с камелией. — Но вы знаете, от этих слов на меня сразу повеяло чем-то удивительным, таким… Словно мы все уже спасены, просто пока про это не знаем. Главное, его слова всегда возвращали надежду. Иногда так бывает — всё плохо-плохо, и у всех мрачно на душе, а потом входит человек с хорошими новостями. Никто ещё не понял, в чём дело, но проходит электрическая волна, что-то передаётся другим, и сразу всё меняется. Вот и он был таким человеком, у которого есть хорошие новости…
— Все новости хорошие, — сказал лама Джамбон.
На него обернулись — некоторые, как показалось Т., с недоумением. Джамбон откашлялся в кулак и почему-то поглядел на Т.
— Мы с Владимиром Сергеевичем часто спорили, — начал он, — и доходило почти до драк… Но в результате он помог мне понять важную вещь. Вы слышали, наверное, что в буддизме большую роль играет понятие «пустота». Причём считается, что постигать её надо не интеллектуально, а напрямую, что возможно только после многих лет практики. Я, когда был моложе, интересовался этим вопросом и обучался у многих лам. Потом это стало получаться и у меня самого, но меня не оставляло ощущение какой-то странной фальши от всей процедуры… Я вас не утомляю?
— Нет, что вы, — сказала дама с камелией. — Очень интересно.
— Соловьёв, — продолжал Джамбон, — объяснил, что представляет собой такое прямое постижение в его тибетской версии. По его словам, оно ничем не отличается от визуализации различных божков, чьи образы ламы после многолетних упражнений умеют вызывать в сознании мгновенно и без усилий. Только в случае с пустотой это не визуализация, а, как он говорил, «ментализация». Если привести сравнение, когда вы осознаете пустотность мира по тибетскому обряду, задействуется та же функция ума, которая позволяет видеть в жирном мужике кулака-мироеда.
— Что значит «ментализация»? — спросил жёлтый галстук.
— Сейчас объясню, — ответил Джамбон. — Смотрите, сначала ламы объясняют ученику философскую категорию «пустотности». Потом учат видеть пустую природу преходящих вещей. Затем объясняют, что пустота ума подобна сознающему пространству, и так далее. И через некоторое время эти умственные построения настолько сжимаются во времени, что начинают напоминать непосредственное восприятие — как говорят сами ламы, «надуманное становится ненадуманным». Это у них и называется непосредственным переживанием истины.