Та, что будет моей
Шрифт:
— Теперь понятно, в кого ты… — не смог удержаться от шпильки Вишневский. И имел на это полное право. — Вся вот эта внешняя мишура — это же так важно.
— Да, важно! — глаза женщины яростно сверкнули. — Скажи еще, что ты не доволен своей жизнью! Что мечтал бы жить в хрущевке, зато с настоящим отцом, да? Есть на обед пустые макароны и носить вещи с вьетнамского рынка. Ездить в школу не с личным водителем, а на автобусе! Никаких репетиторов, путешествий, брендов, которые ты так любишь. У нас бы все равно ничего с ним не вышло, мы были слишком разными. Эти отношения были обречены с самого начала!
— Однако же ты зачем-то
— Повторюсь еще раз — я была очень молода. Мне казалось, что есть какие-то чувства…
— Казалось? Серьезно?! Да ты никогда не говорила так об отце. Таким тоном. Думаешь, я не замечал, что вы больше друзья, чем муж и жена?
Женщину слова явно задели.
— У нас с твоим папой все эти годы были теплые и уважительные отношения. С этим ты не можешь поспорить, — гордо задрала подбородок.
— С этим не могу, а вот все остальное… — впрочем, разводить мелодраму ему хотелось в самую последнюю очередь. — И сколько длился твой роман с этим… охранником?
— Чуть больше года.
— Обалдеть. И хочешь сказать, что отец ни о чем не подозревал?
— Думаю, нет. Он же всегда много работал, а тогда особенно, даже приезжая домой запирался в кабинете, обложив себя ворохом бумаг. Когда узнал, что скоро у нас родишься ты — обрадовался.
— А этот… Николай. Он знал?
— Думаю, да. Догадывался точно. Но стоит отдать должное, не стал вставлять палки в колеса и разрушать наш с Альбертом брак. К тому же именно тогда он познакомился с Галиной и наши тайные свидания все равно бы сошли на нет. Он был порядочным человеком и сильно переживал из-за того, что обманывает даже не работодателя — уже больше друга. Поэтому, когда все закончилось, он выдохнул и окунулся в новые отношения, поставив жирную точку между нами… — в голосе прозвучали очевидные нотки грусти и даже ревности.
Вишневский на был большим знатоком амурных дел, но совершенно четко понял — мать была влюблена в этого Николая. Гораздо сильнее, чем в отца.
Что он почувствовал, когда узнал правду? Сначала шок, безусловно, просто потому что новость стала большой неожиданностью, а потом… ровным счетом ничего. Он всегда считал своим отцом именно Альберта, этот человек много дал ему, воспитал тем, кем он являлся сейчас. Поэтому Вишневский мудро и взросло отставил все душевные терзания в сторону. Может, узнай он такое в пять лет, да, реакция была бы иной, но в двадцать семь… Больше его волновал другой скелет, вытряхнутый из пыльного шкафа прошлого:
— А почему ты сказала, что не знала мать Аглаи?
— Потому что Аглая не дочь Галины. Ее удочерили.
Часть 27
Увидев неподдельное удивление на лице сына, Инна Алексеевна продолжила:
— Конечно, это не афишировалось, но я знала, что они несколько лет безуспешно пытались завести ребенка. Ездили по врачам, храмам и каким-то знахаркам. Вроде бы даже начали посматривать в сторону домов малюток, как вдруг родная сестра Гали, Надежда, трагически погибла сразу после родов. Ну и… в общем, Николай с Галиной не раздумывая забрали девочку себе.
— Надежда — это которая прямо из окна роддома?..
— Да, это она.
Артур вспомнил, как давно еще, несколько лет назад, Аглая рассказывала ему эту историю. Тогда он спросил: в кого у нее рыжие волосы, она ответила "наверное, в тетю". Кто бы мог подумать, что "виной"
— И Аглая ничего не знает?
— Нет, они решили, что так будет лучше. Эта правда никому была не нужна.
Почему-то именно факт ее удочерения из всего рассказанного этим вечером тронул Вишневского больше всего. Достал что-то сокровенное и тщательно спрятанное откуда-то из самой глубины души. Он знал, как Аглая любит свою мать и как любила отца… Подумал о том, что если она узнает об этом даже сейчас, будучи взрослой, для нее новость станет большим потрясением.
Еще он подумал о Галине, этой хрупкой женщине, с которой жил бок о бок с самого своего рождения. Будучи человеком совершенно не любопытным, он никогда не вникал, кто эти люди, что делят с ними одну территорию. Как они живут. Какие у них судьбы.
Смог бы он вот так забрать себе новорожденного ребенка? Полюбить как своего?
Ответ был очевиден — скорее всего нет. Так что этот поступок сильно поднял ее в его глазах причислив едва ли не к лику святых. И почему-то даже стало стыдно, что будучи подростком он порой вел себя с ней по-свински. Да и вообще во многом и со многими был равнодушной свиньей. Странно, но он понял это именно сейчас.
— Она не должна ничего узнать, поняла? — процедил он тихо, но твердо. — Не вздумай ничего рассказать Аглае.
— Я молчала об этом больше двадцати лет. Это не мои тайны, не мне их и раскрывать.
При всей своей в общем-то оправданной злости на мать Артур не мог не отметить тот факт, что Инна Алексеевна поступила в данной ситуации по совести. Ведь она могла просто сказать ему про то, что Николай его отец, умолчав при этом о тайне рождения Аглаи. И все, их отношения по понятным причинам были бы обречены. Но она так не сделала, стало быть осталось в этой женщине что-то человеческое…
Артур взглянул на мать тоже какими-то абсолютно другими глазами. На кухне стало практически совсем темно, и в этом тусклом сером свете Вишневский увидел совершенно другую женщину. Уже не такую молодую и… несчастную.
— Зачем ты мне все это рассказала? Спустя столько лет. Ты же знаешь, что вряд ли бы я когда-нибудь догадался об этом сам. Так зачем?
— Не знаю, — честно призналась она, снова опустив взгляд. — Говоря сегодня об Аглае ты был таким…
— Каким?
— Влюбленным, — только вот прозвучало это почему-то грустно. — Даже не столь важно что ты о ней говорил, главное — какты это делал. Как горели твои глаза… Я никогда не видела тебя таким. Вообще, это какая-то ирония судьбы — я столько лет старалась откреститься от какой-либо связи с этой семьей, как ты влюбился в их девчонку. Я не хотела чтобы ты повторил мою судьбу, но ты сделал ровным счетом то же самое.
— С одним большим отличием — мне все равно, что подумает мама. Да и вообще наплевать на все.
— Конечно, да, а я по своей наивной глупости это не учла, — в очередной раз за вечер Инна Алексеевна тяжело вздохнула. — И Джессику без твоего ведома было глупо сюда звать, но пойми — я хотела предпринять хоть что-то. Чтобы знать, что сделала все от меня зависящее.
— А беременность Джессики? Она… действительно есть? — спросил он с надеждой, что мама улыбнется и скажет: ну что ты, нет, это был еще один дурацкий трюк по удержанию тебя. Он смотрел на нее в упор и ждал именно такого ответа…