Та, что меня спасла
Шрифт:
– У тебя всё в порядке?
– Не совсем, – выдаёт она после паузы, – но я… не хочу об этом по телефону. Как там дети, мама, Че?
Мысленно даю себе пинка. Я не поинтересовался. Не знаю. Пока не в курсе.
– Передают тебе привет, – а вот это ложь, но я собираюсь её исправить. – Я приеду ночью. Впустишь ли ты меня в замок, прекрасная Рапунцель?[1] Спустишь ли косы? Усыпишь ли дракона, что охраняет твой покой?
– Ты же знаешь: для тебя сделаю, что угодно, – в голосе её – грусть. – Хочу видеть тебя. Слышать твой голос рядом, а не через расстояние. Хочу, чтобы ты рассказал,
– Значит, осталось дождаться ночи, – вздыхаю тяжело.
Мы ещё о чём-то говорим. Дышим в динамик. Молчим. И ни один из нас не хочет отключаться. Тая сдаётся первой.
– Очень хочу спать, – признаётся она смущённо. – До встречи, Эдгар.
Я немного колеблюсь, а затем отключаю рабочий телефон. Всё может подождать. И сам проваливаюсь в сон. Мне нужны силы. Мне надо отдохнуть. Может, в голове немного прояснится, и я смогу наконец вырваться из этого порочного круга неудач. Составлю план. Организую людей. И по пунктам сделаю всё, что поможет выровнять крен. Не может такого быть, чтобы здание моей жизни рухнуло в одночасье. А даже если и рухнет, у меня есть Тая. И вместе мы сможем выстоять. Построить новый дом. С ней мне ничего не страшно.
– Он мой сын, и вы не имеете права меня не пускать! – сквозь сон ломкий голос матери режет слух. Кажется, я даже невольно морщусь. Сколько я спал? Лучше бы он пустил её. Мать умеет добиваться своего. Всегда могла, если хотела. Хотя… картина прошлого изменилась, а сознание моё – нет. Не успело. Поэтому я до сих пор считаю её бабочкой в янтаре – лёгкой и весёлой, что жила беззаботно и ничем не была обременена.
– Ему сейчас нужен покой, как вы не понимаете, Эльза… как там вас по батюшке? – Жору сдвинуть с места нереально, но, памятуя, как она дралась с моими охранниками и располосовала рожу Севе, мать способна и не таких Атлантов на дно океана спускать.
– А я ему и не собираюсь мешать. Всего лишь домашняя еда и посижу рядом.
– Простите, но еду – нет. Не положено.
– Ну и ладно, – легко соглашается она, и, после непродолжительной возни, я чувствую её ладонь на своём лбу. От её простого жеста – заботливого и осторожного – становится легко. Я не открываю глаза. Продлить мгновение. Побыть ребёнком. Наверное, не важно, сколько тебе лет, потому что материнская рука даже в тридцать семь способна успокоить и умиротворить.
Прислушиваюсь к себе. Нет неприязни. Нет обиды. Наверное, я всё же принял её в своём сердце. Пусть не до конца. Такие, как я, сдаются не сразу, но, кажется, она принимает меня таким, какой я есть, и не требует меняться. Если я изменюсь, то сделаю это сам, без давления и влияния.
– Как там дети? – спрашиваю, как только за злобно плюющимся Жорой закрывается дверь палаты. – Как Че Гевара?
– Марк и Настя передают тебе привет и без конца спрашивают о Тае. Че метался и скулил. Тоже, наверное, скучает. Ты бы вернул домой девочку, Эдгар. Без неё нет ни дома, ни семьи.
– Леон? – подбираюсь внутренне. Он мой брат. Я должен его принять. Не знаю, как насчёт забыть и простить – пока с этим туго, но, если он не
– Вернулся, – вздыхает мать, – я его уговорила. Заперся в своей комнате, выходит по нужде да к столу. Дай ему волю, он бы и на кухне не появлялся. Но я люблю во всём порядок. Он… виноват, конечно. И стоило большого труда переломить его. Но он тоже мой сын.
В её словах – та же тревога. Она не хочет его потерять. Это чувствуется. Моя мама-курица. Пусть это окажется правдой. Она неидеальна, но святых людей не бывает. А если они есть, я их не встречал. Поэтому пусть мои близкие – незнакомые и пока не совсем родные – станут тем якорем, что поможет мне укрепиться, а не потянет на дно.
– Тая пока не вернётся, – открываю глаза и прислушиваюсь к себе. Кажется, мне лучше. И в глазах не двоится. И не тошнит. Голова побаливает, но сносно. Важно продержаться и удрать к жене. Хоть на пару часов. Чтобы вдохнуть воздух, которым дышит она, прикоснуться. Она мой талисман. Сила, что поможет двигаться дальше.
Мать мне не возражает. Но в глазах её я читаю несогласие.
– Ты готова мне помогать? – спрашиваю и пробую на зуб её эмоции, выражение лица. Это мини-испытание. Да, я не способен верить безоговорочно. Вот такой я гад.
– Конечно. Всегда можешь на меня рассчитывать.
Я сжимаю её пальцы. Она улыбается мне сквозь слёзы. О, господи. Мне кажется, она горы перевернёт, если я попрошу. Мать поправляет мне подушку, подтыкает одеяло заботливо. Пока она суетится, я пишу смс Жоре. Прошу его отдать на экспертизу еду, что мать принесла из дома.
«Уже» – приходит короткий ответ. Молодец. Свалился я на его голову. Но дружба – она такая. Не выбирает удобные позы и моменты. Проверяется как раз в подобных испытаниях.
– Ручку, блокнот, – командую я матерью. – Поручи кому-нибудь, пусть купят. Неважно, какого качества.
Здесь нет моего ежедневника. Большая часть планов, набросков, расчётов хранятся в электронном виде. Но сейчас я намерено собираюсь попользоваться совершенно новыми вещами. Если информация уйдёт и отсюда, значит я буду знать от кого: по моей просьбе ребята Журавлёва поставили камеры слежения, которые я могу включать и выключать по своему усмотрению.
Я выстраиваю на белой бумаге пункты. В голове складывается стройная система взаимосвязей, последовательности действий. По крайней мере, есть чем заняться и убить время до ночи. Это похоже на запой у пьяниц, когда глушат водку, чтобы забыться. Пусть. Вместо водки – у меня план. Я делаю серию звонков. Ловлю взгляд матери, улыбаюсь чуть заметно. Её приоткрытый буквой «О» рот говорит о многом.
Она не знает меня таким. И сейчас пытается наверстать то, что упустила за долгие годы разлуки. А может, шпионит?.. Гоню прочь подозрения. Нет, только не близкие. Не родные. Пусть это будет кто-то другой. Совершенно чужой человек.
Мозг прошивает болью. Кажется, я разговариваю с тем самым мирозданием, в которое верит Линка Синица. Даже не разговариваю – уговариваю его вывести из подозрения всех, кто мне дорог. Наверное, это слабость. Но я ещё никогда не был настолько живым, как сейчас.