Та, что меня спасла
Шрифт:
– Аль не сумасшедший, – сверкает она глазами, готовая защищать этого великовозрастного обалдуя, как птица – птенца. – И ты немедленно расскажешь, что сегодня случилось.
– Авария, – осторожно выдыхаю воздух. Лгать не придётся. Можно сказать часть правды. – У нас лопнула шина. Это несчастный случай – не более. Никаких покушений, Тая. Сева руку сломал.
– Сева?! – у неё глаза как блюдца. – Я бы хотела, чтобы этот слизняк держался от тебя подальше.
– Подозреваешь? – прячу улыбку. Она так и не рассказала,
– Нет. Но дело не в этом.
– Может, дело в неприличном предложении, что он сделал тебе на балу?
Тая замирает, затем встряхивает головой и сердито сопит.
– Он тебе рассказал? И ты не ревнуешь?
Я пожимаю плечами.
– Скажем так: я готов был проломить ему череп. Или нос сломать. А может, челюсть свернуть. Но Сева – это Сева. Вполне в его репертуаре. И нет. Я пока ещё не простил его.
– Ты не принёс сегодня цветы, – грусть плещется у неё в глазах и голосе.
– Я принёс кое-что получше, – достаю её телефон. Он чистый. Там есть номера её подружек. Мать моя есть. И дети. Я там тоже есть, но со мной по этому телефону лучше не разговаривать. Останемся инкогнито. Только она и я. Это интимно.
– И я смогу звонить? – много ли человеку нужно для счастья? Тая прижимает своё сокровище к груди.
– Да, – любуюсь ею. Протягиваю руки, чтобы прикоснуться. А может, прижать к себе, но она ловко уворачивается.
– Нет, мы договаривались, что главная сегодня – я.
Мы ни о чём не договаривались, но я позволяю ей провести пальцами по лицу, оставить влажный затяжной поцелуй на своих губах. Кажется, кто-то очень быстро учится. У неё хорошо получается.
Она раздевает меня – стягивает футболку и расстёгивает джинсы. Целует веки и подбородок. Язык её проходится по шее и кружит вокруг сосков, а затем спускается ниже. Я втягиваю живот, впитывая поцелуи и горячий язык в пупке. Руки непроизвольно дёргаются, но она сжимает мои запястья. Надевает браслеты своих пальцев, обездвиживая.
– Полежи спокойно, мой муж, – в её голосе плавится янтарный мёд – тягучий и прозрачный. – Не надо трогать меня руками. У тебя вообще постельный режим должен быть. А ты бегаешь по ночам, беспокойный мой. Поэтому потерпи.
Она снова прокладывает цепочку поцелуев, заставляя меня терять голову. Её губы везде. Томительно целуют моё тело. Возвращаются к губам. Это… напряжение и невероятное спокойствие. Тревоги уходят на задний план. Есть только она – моя жена, удивительная девушка, от которой я теряю дыхание и голову.
– Никакого секса, Гинц, – выдыхает она порочно и накрывает горячими губами мой окаменевший член. Язык. Губы. Язык. Нежное поглаживание рукой. Я никогда ещё не кончал так быстро.
20. Тая
Эдгар опять ушёл среди
Вчера я обнаглела и попросила его об этом. Он, застонав, выполнил моё желание. Слишком злой вначале и чересчур послушный потом. Кажется, ему понравилось, как я им командовала. Удивительно.
Он сбежал из клиники. Той самой, куда однажды водил на обследование меня. В коротком скупом сюжете показали перевёрнутую машину, мельком – моего Гинца и крупным планом – клинику, где распоряжался его татуированный лысый друг.
Очень много тайн, но изменить я ничего не могу.
Синица позвонила, как только включился телефон. Я даже испугалась – уронила его на пол. Хорошо что в этой комнате потёртый ковёр лежит – смягчил удар.
– Ты где пропадаешь?! Я чуть с ума не сошла! Звоню, звоню, а у тебя телефон отключен!
Синица возбуждена, кричит и, наверное, машет руками. Ей волноваться нельзя, а она, беспокойная птица, накручивает себя по любому поводу.
– Прости. Проблемы с телефоном были, – почти не лгу и улыбаюсь: оказывается, я скучала. Очень хочется её увидеть. Но Синица сейчас не здесь, уехала к родителям.
– И что, Гинц не мог тебе новый придарить?! – фыркает она.
– Не мог, – не хочу ничего объяснять, поэтому перевожу разговор на другое, чтобы Синица забыла об истории с телефоном. – Ты как? Родителям сказала?
– Неа, – падает у неё настроение в минус. – Не нужно им сейчас все эти лишние волнения. Да и мне – тоже. Скажу позже, когда уже ничего нельзя будет повернуть. А то я их знаю. Отец такой, что поволочёт на аборт. И вообще. Тай, – она вдруг начинает реветь, – Я тут вся извела-а-ась. Мне сон плохой присни-и-ился! Севушка голы-ы-ый! Это плохо, между прочим, к болезням всяким. Он мне звонил, а я не отвечала. А сейчас молчит уже третий день. Как бы что не случилось!
Линка в своём репертуаре с верой во всякую ерунду.
– Да ничего не случилось с твоим Севой. Подумаешь, руку сломал, – закатываю я глаза, и только потом соображаю, что брякнула.
– Сева?.. Руку?.. Сломал?..
Синица, кажется, потеряна для общества.
– Как же так-то, а? Вот, говорю же – голый! И никто мне не верит!
Кому она ещё успела рассказать свой вещий сон – я так и не узнала, потому что Линка быстро свернула разговор и отключилась. С причитаниями, бормотанием, какой-то уж очень сильной лихорадкой. Судя по всему, город пал без единого выстрела. Надо ж было так бездарно проболтаться. Ладно, Синица старше меня на два года. Не маленькая, разберётся уж как-нибудь со своими чувствами и проблемами, самая большая из которых – её драгоценный голый Севушка.