Та, что правит балом
Шрифт:
— Не надо, лучше поверить, что рядом есть люди, готовые помочь. Но вы не хотите. Олег к вам серьезно относится, но вы ведь не любите его.
— Он слишком хорош для меня, — хихикнула я. — Рядом с ним я испытываю чувство неполноценности.
— Вы все шутите, — грустно усмехнулся Тони, — а я серьезно говорю. Зачем вам все это?
— Что именно? — прикинулась я удивленной.
— Все то, чем вы себя окружили. Ведь то, что произошло с Машкой, напрямую…
— Связано с моим дурным влиянием, — подсказала я.
— Глупость.
— Виссарион! — заголосила я. — Принимай пополнение. Будет девкам проповеди читать!
— Проповедник из меня хреновый, — загрустил Тони. — Я просто знаю, что вы нуждаетесь в помощи не меньше, чем Машка.
— Вы ее любите? — серьезно спросила я, и он так же серьезно ответил:
— Да.
— Тогда при вашей очередной прогулке возьмите ее за руку и бегом из психушки. И из города. Чем дальше, тем лучше.
— Что значит «бегом»? — нахмурился он.
— Ну, не бегом, лучше на машине. И с вещами. Денег на первое время я раздобуду. Тогда вы Машку спасете и мне несказанно поможете.
— Вы это серьезно? — опять растерялся он.
— Вполне, — ответила я, и на мгновение затеплилась надежда, что мне удастся его убедить. Но она тут же испарилась, потому что он заговорил:
— Вы что, с ума сошли? Это побег.., последствия.., она всю жизнь будет…
— Все, все, я пошутила, появляются иногда странные идеи. В клинику можно позвонить, договориться о встрече?
— Да, конечно. — Он торопливо достал из кармана клочок бумаги с номером телефона. — Вот, пожалуйста.
— Спасибо. Завтра же позвоню.
Он неуверенно поднялся и шагнул к двери, кусая губу, вряд ли замечая это.
— Мне можно иногда заходить сюда? Или звонить?
— Конечно-конечно, — заверила я.
Он кивнул и потянулся к двери, но рука вдруг замерла, он медленно повернулся и посмотрел мне в глаза.
— Юля, я чего-то не знаю? Не понимаю?
Вот так вопрос, мать твою! Ни хрена ты не знаешь, а не чего-то. И не понимаешь ни черта. А возьмись я объяснить, знать не захочешь. С этим дерьмом ведь как-то жить надо.
— Вы отличный парень, Тони, — вздохнула я. — А я.., я просто ревную. Наберемся терпения и попробуем все это пережить.
Вот за что я люблю слова: за ними можно спрятать что угодно. Говори, говори, главное, чтобы складно, и суть уходит, раз — и ее уже нет.
Мне повезло, говорить долго не пришлось. Он кивнул и удалился, а я, вздохнув с облегчением, выждав время, вышла в зал. Но радовалась рано. Тони уже ушел, но еще один проповедник был на боевом посту, стоял за стойкой и встретил меня укоризненным взглядом.
— Умеют же некоторые испортить себе жизнь, — заявил он, а я насторожилась:
— Это ты о чем?
— О твоей глупости. Что ты дурака валяешь, орешь, точно тебя черти за бока держат, а парень-то тебя любит.
— Сдурел совсем? Это Машкин парень.
— Машкин или нет, а любит тебя. Это я вижу
— Тебе сегодня на башку ничего не падало? Тяжелое?
— Не падало. Валандаешься со всяким дерьмом и уже поверить не можешь, что хороший человек в тебя влюбиться способен.
— Будешь допекать такой чепухой, уволюсь. Сам на своем рояле играй и шлюх прекрасной музыкой воспитывай. Первые три урока дам бесплатно.
— То, что у тебя язык как помело, мне хорошо известно. Эх, сыграй «Таганку», что ли, на душе муторно, может, полегчает…
Девки «Таганке» очень обрадовались, любимыми песнями их баловали только по большим праздникам, и я, конечно, расстаралась. Виссарион рукой махнул и удалился в подсобку.
На следующий день я болталась по магазинам в надежде избавиться от дурных мыслей. Не получилось. В смысле — избавиться. Утром я звонила в клинику, но главный врач разговором меня не удостоил, выходило, что Тони пользовался особыми привилегиями, наверняка с подачи Рахманова. Так как Рахманов объявиться не спешил, мне о таких же оставалось лишь мечтать. И вдруг Машка позвонила сама…
— Да, — буркнула я, когда высветился незнакомый номер, и услышала:
— Юлька? Наконец-то. Что с твоим телефоном?
— В машине оставила, думала, потеряла.
— Вот в чем дело. — В голосе Машки слышалась неуверенность. — А я у сестры мобильный выпросила. Много говорить не могу. Как твои дела?
— Нормально. А твои?
— Хорошо. Я.., я тогда много лишнего наговорила, не обращай внимания.
— Пустое.
— Правда?
— Конечно. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.
— Я тебя люблю.
— Я тебя тоже.
— Приедешь?
— Как только разрешат.
— Ну.., тогда пока. Целую.
Я смотрела на телефон в своей руке и выглядела, должно быть, глупо. Впрочем, это меня меньше всего волновало. Мне бы успокоиться, но спокойствием и не пахло. Напротив, крепла уверенность, что все катится к чертям. И тут услышала:
— Юлька!
Из соседнего отдела мне радостно махал рукой Рахманов.
— Вот уж счастье привалило, — пробормотала я себе под нос и попыталась выдавить улыбку. Физиономию так перекосило, что девушка за кассой взглянула на меня с испугом. Рахманов незамедлительно возник рядом и подарил мне поцелуй.
— Солнышко, восхитительно выглядишь! — воскликнул он. В лице восторг и упоение. Вот сукин сын.
— Да уж точно, в гробу бы выглядела куда хуже, — скривилась я.
— Что? — не понял он, а может, понял, просто дурака валял.
— Неудачная шутка.
— Ты куда пропала?
Ну, это уж слишком. Может, дать ему в зубы к удивлению многочисленной публики? Было бы забавно. Но привычное благоразумие взяло верх. Однако изображать большое счастье у меня желания не возникло, и я ответила: