Та, что правит балом
Шрифт:
— Не сомневайся, — ответила я.
Я не хотела верить тому, что он сказал, но знала: Ник говорил правду. Ту правду, которую я старательно прятала от себя, не желая замечать, не желая ее знать, даже думать о ней не желая.
В моих окнах горел свет. Я поняла, что там Машка, и устроилась во дворе, подальше от окон. Может, ей надоест ждать и она уйдет? Видеть ее не хотелось. Я вообще никого не хотела видеть. Она, как и Ник, считала Павла… Я так и не произнесла этого слова, ревела, размазывая слезы, и ждала. А свет все горел, и я в конце концов побрела в свою квартиру.
Машка сидела на диване, поджав ноги и положив
— Где ты была? — спросила она испуганно.
— Так, бродила по городу…
— Я звонила тебе.
— Забыла мобильный в машине. А вы чего здесь? Уже поздно. Антону завтра на работу.
— Я тебе борщ сварила, — сказала Машка. — Ты же совсем ничего не ешь.
— Я ужинаю у Виссариона.
— Зачем ты врешь? Ты там давно уже не появлялась. Он беспокоится, звонил мне.
— Просто сейчас такое время, когда хочется быть одной, — пожала я плечами.
— Давайте чай пить, а? — робко предложила Машка.
Мы молчали, и она торопливо прошла на кухню. Антон взглянул на меня и сразу же отвел взгляд, точно чего-то стыдился.
— Как вы себя чувствуете? — спросил осторожно.
«Что, интересно, он надеется услышать?»
— Хорошо, — ответила я.
— Вы… — промямлил он, — вам к врачу надо. У вас лицо дергается. Извините, — окончательно смешался Тони. Я кивнула, а он, собравшись с духом, сказал:
— Юля, я очень сожалею.., я.., я не знаю, что мог бы сделать, только чтобы все было по-другому.
— Перестаньте, — нахмурилась я. — Это он отправил вас в тюрьму.
Антон посмотрел мне в глаза и кивнул:
— Да, я знаю. То есть я догадывался… Я очень боюсь, что теперь вы сделаете что-то.., непоправимое.
— Не бойтесь, — усмехнулась я. — Человек такая скотина, ко всему привыкает. И я привыкну.
Дверь мне открыл охранник, высокий блондин, с которым мы уже встречались.
— Я хочу его видеть, — сказала я.
— Кого? — вроде бы удивился он, а я усмехнулась.
— Не прикидывайся.
— Подождите в машине, я узнаю.
Я вернулась в машину и стала ждать. Он не появлялся очень долго. Или мне так показалось? Наконец дверь открылась, парень подошел и постучал по стеклу, я открыла окно, и он сказал:
— У него нет времени.
— Я подожду.
Охраннику мой ответ не понравился, но он вернулся в дом. А я настроилась на долгое ожидание. Чего-чего, а времени у меня было в избытке.
Вторично блондин появился через два часа. Я усмехнулась, увидев, как он выходит из дверей, Ден никогда не отличался терпением. Я думала, что мне придется как минимум сутки ждать у его порога.
— Идемте, — хмуро бросил парень.
В холле доберманы настороженно следили за каждым моим движением.
— Оставьте, пожалуйста, сумку, — подчеркнуто вежливо сказал блондин.
Я бросила сумку на консоль.
— Новые правила? Обыскивать будешь?
Он все-таки усмехнулся.
— Я бы не против, только в другом месте, где кровать пошире.
— Тогда веди.
Мы прошли длинным коридором к уже знакомой комнате. Ден сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в джинсах, босой, с голой грудью, играл пультом дистанционного управления, но телевизор был выключен. Взглянул на меня исподлобья, а я улыбнулась, привалясь к стене. Блондин тихо закрыл дверь за моей спиной.
— Салют. Спасибо, что нашел для меня время, — сказала я без намека на иронию.
— С чем пожаловала? — хмуро спросил Ден.
— Ты же этого хотел, — пожала я плечами.
— Да? — вроде бы удивился он.
— Да.
Он усмехнулся.
— Не вижу.
— Хочешь полюбоваться?
— Хочу, — кивнул Ден.
Я расстегнула блузку, чтобы ему было интереснее, он смотрел на меня, не двигаясь, забыв про пульт, левая рука нервно сжала подлокотник, а я опустилась на колени и поползла, глядя в его глаза. Он напрягся, с шумом втянул в себя воздух, а потом вроде бы вовсе перестал дышать. Я взяла его руку, не отпуская его взгляда, и лизнула кончиком языка.
— Ты доволен?
— Более или менее, — усмехнулся он. — И часто ты это проделываешь?
— Это эксклюзив, специально для тебя.
— Польщен, — опять усмехнулся он и наконец вздохнул. А потом нахмурился. — Что я должен сделать для тебя на сей раз?
— Ты знаешь.
— Понятия не имею. Так что? Поквитаться за твоего муженька?
— Ты это сделаешь? — вскинула я голову.
— Конечно, нет. Я работаю за деньги. У тебя они есть? — Он подождал моего ответа и развел руками. — Тогда о чем мы говорим?
— Ты знаешь, кто его убил?
— Нет.
— Ты знаешь. Ты предупреждал меня.
— А ты послала меня к черту. Ты не хотела моей помощи, а теперь…
— А теперь я прошу: скажи мне.
— Просто сказать, и все? Возможно, мы договоримся. Я сказал, возможно, — криво усмехнулся он, увидев, как загорелись мои глаза. — Это будет стоить недешево.
— Обожаю торговаться, — хихикнула я. — Я-то рассчитывала, что цена прежняя, и приехала, чтобы соблазнить тебя.
Он провел рукой по моему лицу, сказал хрипло:
— Ставки выросли. Ты останешься у меня и уйдешь, когда я этого захочу. И будешь делать то, что я хочу. Все, что я пожелаю. Можешь поверить, я захочу многого.
— Не сомневаюсь. А потом ты назовешь мне имя. Я могу быть уверена?
— Я хоть раз обманул тебя?
— Нет.
— Значит, все честно. Твоя любовь против имени.
Он лежал на спине, закрыв глаза, осторожно гладил мое плечо и улыбался.
— Я тебя ревновал, — сказал тихо. — Смешно, правда? Я видел тебя с тем парнем. Я думал, мне наплевать, но это не так. Мне было трудно разобраться в себе, не очень-то я привык заниматься самокопанием, слишком все сложно для моих неповоротливых солдатских мозгов. Но мысли о тебе доводили меня до бешенства. Ты стояла у меня перед глазами, как будто в самом деле была рядом. Твое лицо и смеющиеся губы, твое тело, горячее, страстное, и твоя походка, которой нет ни у одной женщины, — как будто ты предлагаешь себя и ускользаешь, дразнишь и опять выскальзываешь из рук. Я лежал в этой комнате и смотрел в потолок. Точно так же я уже лежал однажды и думал, что умираю, а надо мной было небо, яркое, чужое, и солнце слепило глаза, а я лежал, вжатый в землю, и чувствовал свое бессилие, несправедливость и еще жалость к себе, потому что тогда, распростертый на земле чертовой гранатой, я вдруг понял, что умираю, и умирает не капитан такой-то, а умираю я, красивый парень, который еще долго мог бы жить под солнцем и даже творить добро. Я лежал и думал, что мне отпущено то же, что и любому другому, пришедшему в наш мир, и было нестерпимо жаль, что я не знал этого раньше. А еще было обидно. Чем я хуже других? Чем хуже твоего мужа? Почему я не могу узнать, какой ты бываешь, когда любишь? Почему твои руки не коснутся моего лица, и голос не будет заботливым и мягким, когда ты спросишь: «Что с тобой, милый?» Этот мир обманул меня, девочка. Я прошу не так много, но и того никогда не получу.