Та, что правит балом
Шрифт:
— Да-а.., выглядишь хреново. Ты эту штуку убери, она меня раздражает.
— Придется потерпеть.
— Вот оно что. Допрос с пристрастием? Будешь стрелять? В самом деле будешь?
— А ты сомневаешься?
— Нет, — покачал он головой. — Не сомневаюсь. Оттого «пушка» в твоих руках меня и нервирует.
Он поднялся не спеша, дурашливо развел руками.
— Ничего, что я в таком виде? Впрочем, тебе не привыкать. Ну, что, дорогуша, пойдем на кухню, выпьем, поговорим.
— Сядь и не вздумай приблизиться.
Он присвистнул.
— Как сурово это прозвучало для моего бедного разбитого сердца. Значит, надумала вершить правосудие? Валяй. Нажми на курок. Надеюсь, тебе полегчает.
— Ты его убил? — спросила я.
— Ты дурой-то не прикидывайся, — посуровел он. — А может, ты в самом деле дура, а? Влюбленная дура, которую провели как распоследнюю
— О чем ты? — нахмурилась я.
— О твоем золотом мальчике. Ты в самом деле считала его благородным? Ну как же, рыцарь на белом коне, который явился, чтобы спасти тебя от злых дядей, каковым, безусловно, ты считаешь и меня. Зря, между прочим. На поверку оказалось, что твой единственный друг — именно я, а ты готова пристрелить меня, как собаку. Короче, так: давай стреляй или вали отсюда, сил нет видеть твою рожу.
— У него не было кассеты, — сказала я. — Он мне поклялся.
— Своей большой любовью? — хмыкнул Ник.
— У него не было кассеты, — повторила я.
— Не было. Зато было кое-что другое.
Он все-таки пошел на кухню.
— Надо срочно выпить, меня тошнит от твоей глупости.
И я пошла за ним, сунув пистолет за ремень джинсов, он казался мне бесполезной игрушкой, потому что я уже поняла: я не буду стрелять, и Ник это тоже знает.
На кухне он достал водку из холодильника, чертыхаясь, нашел две рюмки, разлил водку и залпом выпил. Спросил с усмешкой:
— Ты не задавалась вопросом, дорогая, почему ты до сих пор жива?
— Почему?
— Вот я и удивляюсь: почему? «Бабки» у ментов, документы неизвестно где, паренек отправился к праотцам, и где теперь всплывут бумажки, неизвестно. Хреновая ситуация, дорогуша.
— Что за бумаги?
— Понятия не имею. Но что-то очень ценное. Такое, за что не жалко отвалить сумасшедшие деньги. И это «что-то» было бы у нас, не будь ты такой дурой. — Он налил еще и уставился на меня своими рыбьими глазами. — Я ошибся в тебе, дорогая. Больно и горько сознавать это.
— Прекрати кривляться.
— Уже прекратил, — усмехнулся он. — Мальчик сказал тебе, зачем сюда явился? Нет? Уверен, что нет. Или выдумал что-нибудь сентиментальное: например, вдруг затосковал по тебе. Может даже, что ты ему по ночам снилась. Неужто угадал? Точно, угадал. Глазки-то как полыхнули. Я ведь говорил: мне твой паренек нравился, нашей породы. Орешин позаимствовал у хозяев не только кассету, но и некие бумаги, как теперь оказалось. И этих бумаг достаточно, чтобы изрядно испортить жизнь очень многим в этом городе. Бумаги Французу отдал сам Орешин, а кассету ты. О кассете мы знали, а про чертовы бумажки нет. Хотя были подозрения, были… Твой мальчик распрощался с кассетой, когда я его об этом попросил, но бумаги оставил себе. И несколько лет терпеливо ждал. Мы за ним все время приглядывали, но он вел себя образцово. А потом решил, что время пришло, и появился в городе. Ты ведь знаешь, зачем? Разумеется, знаешь. Чтобы договориться с Воропаевым, тот готов был заплатить сколько угодно за то, чтобы избавиться от конкурента, от серьезного конкурента. Француз вышел на одного человечка в его окружении, того самого, что потом исчез. Кстати, его нашли. Труп, разумеется. Отгадай, где? В канализационном колодце в Тихвинском переулке. Это совсем рядом с рестораном, где ты любишь предаваться порокам. Канализационный колодец место ненадежное, но когда нет выбора… Впрочем, я отвлекся. Француз не стал мелочиться и запросил миллион. И он бы его получил. Непременно бы получил, не вмешайся вдруг ты. Переговоры проходили в состоянии повышенной секретности, Воропаев опасался провокации. Француз был заинтересован в том, чтобы как можно меньше людей знали о них, и имел дело только с одним человеком, с тем самым Козыревым, что оказался в колодце. Когда ты появилась в баре, твой мальчик наверняка решил, что мы о его делишках пронюхали, и испугался. Контакты временно прекратил. Хотя я в тот момент еще даже ни о чем не догадывался. И знаешь почему? Я тебе верил. Думал, ты понимаешь, что в нашем положении чувства — непозволительная роскошь. Но ты, дура безмозглая… Кажется, я повторяюсь, извини, дорогая. Так вот, мальчик тебя подозревал, а ты лишилась последних мозгов и принялась демонстрировать свои чувства. И он тебе поверил. И начал безумствовать, что, впрочем, неудивительно. Меня самого иногда подмывает совершить что-нибудь героическое в твою честь. Француз решил все переиграть. И предложил документы Долгих, снизив цену ровно до половины, правда, потребовал тебя и твоего ребенка в придачу.
— И вы его убили, — сказала
— Нет, — покачал головой Ник. — Долгих вполне устроила предполагаемая сделка. Не спрашивай, почему он такой добрый, может, ему кровь надоела, а может, у него к тебе симпатия. К тому же деньги, которые потребовал Француз, для Долгих в общем-то пустяк.
— Он просто боялся, если вы попытаетесь убрать Павла, и документы могут оказаться у Воропаева, — усмехнулась я.
— Весьма вероятно, — кивнул Ник. — Главное, они договорились. Парнишка получил задаток и должен был отчалить за границу. Но он все же опасался подвоха и осторожничал. Оказавшись в безопасности, он должен был сообщить, где находятся бумаги и получить оставшиеся деньги. О деталях договора мне ничего не известно, но, думаю, они удовлетворили обе стороны. Однако был еще Козырев, который начал подозревать твоего Француза в нечестной игре. И мальчику пришлось с ним разделаться. Что смотришь, кукла? — усмехнулся Ник. — Он такой же, как все, не лучше и не хуже нас. И за приличные «бабки» был готов убить, глазом не моргнув. Что и сделал. Ему требовалось всего несколько дней на то, чтобы Долгих убедил Рахманова вернуть тебе сына, и он был уверен, что они у него есть. Даже если бы труп нашли, он считал, что эти несколько дней у него есть. Только после исчезновения Козырева Воропаев сообразил, что его водят за нос, и у вас на хвосте появились его ребята, которым ты продемонстрировала свои бойцовские качества. Не поверишь, я тобой восхищался.
— Вы следили за нами?
— В этом не было необходимости, но после исчезновения Козырева Долгих велел прикрывать Француза, чтобы он вместе с бумагами не оказался у Воропаева. Так что если бы ты не справилась, мне бы пришлось вмешаться. Знаешь, мне было очень грустно, детка, потому что тогда я уже понял: ты забыла, зачем я тебя отправил к Французу, забыла обо всем на свете. И не видать нам путевки в светлую старость. Отгадай с трех раз: кто упек дружка Рахманова в тюрьму? Впрочем, если напряжешься, и одного раза хватит. Правильно, твой Француз. Если бы ваш Тони узнал об убийстве, чего доброго мог кинуться к ментам. А так он был занят своими проблемами, и некоторое время Француз мог не беспокоиться. А потом уже мы начали прикрывать его. Кстати, он об этом знал, оттого и расслабился.
— Кто его убил, люди Воропаева?
— Нет, — покачал головой Ник. — Им нужны были документы, убивать в таком случае нелогично.
— Ты знаешь, кто убил? — сказала я, глядя ему в глаза.
Он опять покачал головой.
— К сожалению, нет. Трагическое стечение обстоятельств, детка, за что я уже получил нагоняй от руководства. — Он кивнул на потолок и хихикнул. — Человек предполагает, а господь.., у него на все свои планы. Когда вы устроились в той квартирке, я был уверен, что мои дорогие детки счастливо протрахаются все то время, пока Долгих уламывает сладкоречивого. А еще я считал, что ты для Француза лучшая охрана. Я-то думал, ты уже все поняла и держишь ситуацию под контролем. А ты… Ладно, опустим мое мнение на твой счет. Короче, я тоже малость расслабился и отправился в казино, принять душ и подкрепиться, оставив возле дома своих олухов. А их развели, как котят. Детка, там работали профессионалы. На первый взгляд, сплошные случайности, но на самом деле… — Он усмехнулся и покачал головой. — Тебе повезло, дорогуша, что ты отправилась в магазин, иначе в кровати было бы два покойничка. И давай без нытья, что лучше бы ты осталась там и все прочее… Может, ты сейчас и вправду так думаешь, но это чушь. Так что тебе повезло.
— Кто его убил? — вновь спросила я.
Ник опять пожал плечами.
— Я же сказал, не знаю. На твоем Французе грехов, как блох на собаке. Где-то, кому-то он дорогу перебежал, потому и сошел с дистанции у самого финиша.
— Ден должен знать, — вслух подумала я. — Он меня предупреждал.
— Гадюка? — усмехнулся Ник. — Не суйся к нему. А то все совсем плохо кончится. Для тебя плохо. Лучше подумай о том, в каком положении ты оказалась. «Бабки» у ментов. Долгих бумаг не получил…
— Ты думаешь, я знаю, где они?
— Я — нет. А что считают там… — он вновь устремил взгляд к потолку, — мне неведомо. В любом случае денежки придется отработать. Так что нас ждут трудовые будни. Побыстрее приходи в себя, и начнем искать эти чертовы бумаги, только уже для хозяев, дрянь ты моя беспросветно глупая. Менты еще долго будут таскать тебя на допросы и всячески действовать на нервы. Хорошо хоть убийство не пришили. Кстати, Рахманов подсуетился, не сам, но хорошего человечка нашел, вот тот в настоящее время с ментами и объясняется… Ты бы в самом деле меня пристрелила? — помолчав, спросил он.