Та, которой не стало
Шрифт:
— Решайте, куда вам все-таки надо.
— Набережная Ля Рапе.
Такси рванулось с места, Равинель откинулся на сиденье. Он тут же одумался. Зачем ему в морг? Что он там скажет? Так ведь недолго и угодить в западню! Это уж точно! Западня уже расставлена. А труп — лишь приманка. Он вдруг вспомнил странные изделия из проволоки, которые он предлагал своим клиентам. «Вот сюда вы насадите кусочек мяса или куриных потрохов… Потом бросаете приманку по течению… Р-раз — и рыба будет болтаться на крючке». Да! Западня, конечно, расставлена.
Шофер резко затормозил, противно скрипнули покрышки, и Равинель чуть не стукнулся лбом о стекло. Шофер, высунувшись
Письменный стол с папками и зеленая лампа, отбрасывавшая на пол большой светлый круг. В кастрюле на плитке булькала вода. Пар, табачный дым и туман. Вся комната пропахла сыростью и карболкой. За письменным столом, сдвинув на затылок фуражку с серебряным гербом, сидел служащий. Другой делал вид, будто греется у батареи. На нем было поношенное пальто, но зато новые, немилосердно скрипевшие ботинки. Он исподтишка наблюдал за Равинелем, неуверенно подходившим к столу.
— В чем дело? — буркнул служащий, раскачиваясь на стуле. Поскрипывание ботинок действовало Равинелю на нервы.
— Я хотел навести справки о жене, — протянул Равинель. — Я вернулся из поездки и не застал ее дома. Я волнуюсь…
Служащий бросил взгляд на Равинеля, и тому показалось, что он с трудом удерживается от смеха.
— В полицию обращались? Где живете?
— В Ангиане… Нет. Я еще никуда не обращался…
— Напрасно.
— Я не знал.
— В следующий раз будете знать.
Равинель в замешательстве повернулся ко второму сотруднику. Тот, грея руки у трубы, бессмысленно глядел в одну точку. Он был толст, под глазами мешки, под желтоватым подбородком жирная складка, почти закрывавшая пристежной воротничок.
— Когда вернулись из поездки?
— Два дня назад.
— Ваша жена часто отлучается из дому?
— Да… То есть нет… В ранней молодости она, случалось, убегала из дому… Но вот уже…
— Чего вы, собственно, опасаетесь? Самоубийства?
— Не
— Ваше имя? Это все больше напоминало допрос. Равинелю следовало бы возмутиться, осадить этого непрестанно облизывавшего губы типа, который пристально разглядывал его снизу вверх. Но делать нечего: надо любой ценой узнать правду.
— Равинель… Фернан Равинель.
— Какая она, ваша жена? Возраст?
— Двадцать девять лет.
— Высокая? Маленькая?
— Среднего роста. Примерно метр шестьдесят.
— Какого цвета волосы?
— Блондинка.
Служащий все раскачивался на стуле, опираясь руками о край стола. Ногти у него были обкусаны, и Равинель отвернулся к окну.
— Как одета?
— В синем костюме… Так я думаю.
Наверно, зря он сказал это так неуверенно. Чиновник метнул быстрый взгляд в сторону батареи, словно призывая в свидетели обладателя новых штиблет.
— Не знаете, как была одета ваша жена?
— Да не знаю… Обычно она носит синий костюм, но иногда надевает еще пальто с меховой отделкой.
— Могли бы узнать поточнее!…
Служащий снял фуражку, почесал затылок, снова ее надел.
— Никого, кроме утопленницы с моста Берси, у меня нет.»
— А… все-таки нашли…
— Об этом писали все позавчерашние газеты. Вы что, газет не читаете? Равинелю казалось, что второй у батареи не спускает с него глаз.
— Подождите минутку… — сказал чиновник. Он встал и исчез в проеме двери, к которой были прибиты две вешалки. Равинель вконец растерялся и не смел пошевелиться. Толстяк у батареи по-прежнему внимательно разглядывал его. В этом Равинель был уверен. Время от времени поскрипывали ботинки. Затянувшееся ожидание становилось невыносимым. Равинелю мерещились целые штабеля трупов на полках. Противный тип в фуражке, должно быть, расхаживает перед этими полками, как эконом, отыскивающий бутылку «О-бриона» урожая 1939 года или искристое шампанское. Наконец дверь распахнулась.
— Не угодно ли пройти? Миновав коридор, они вошли в зал, перегороженный пополам громадным стеклом. Стены и потолок были выкрашены эмалевой краской, пол выложен кафельными плитками. Малейший звук отдавался в зале гулким эхом. С плафона падал скудный свет, заполнявший зал тусклыми отсветами. Все это напоминало рыбный рынок в конце дня. Равинеля так и подмывало поискать взглядом обрывки водорослей и кусочки льда на земле… Но тут он увидел сторожа, толкающего тележку.
— Подойдите ближе. Не бойтесь.
Равинель оперся о стекло. Тело на тележке медленно ползло в его сторону, и ему почудилось, будто он видит появляющуюся из ванны Мирей с прилипшими ко лбу волосами в мокром платье, плотно облегающем фигуру. Он подавил странную икоту. И, широко раскинув руки, прижался к стеклу. От его дыхания стеклянная перегородка запотела.
— Ну! — весело воскликнул служащий.
Нет, не Мирей! И это еще ужаснее.
— Ну что?
— Не она…
Служащий махнул рукой, и тележка исчезла. Равинель вытер выступивший на лице пот.
— В первый раз такая картинка малость впечатляет, — ухмыльнулся служащий.
— Но ведь эта не ваша жена! Он увел Равинеля в комнату и снова уселся за стол.
— Сожалею, как говорится. Если у нас будет что-нибудь новенькое, вас известят. Ваш адрес?
— «Веселый уголок» в Ангиане.
Перо скрипело. Второй чиновник по-прежнему неподвижно стоял у батареи.
— На вашем месте я предупредил бы начальника полиции.
— Благодарю вас, — пробормотал Равинель.
— О, не за что.