"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт"
Шрифт:
Я на таком взводе, что выстрелил раньше, чем понял, куда. Что-то мелькнуло, двигаясь в темноте, прицел подсветил, я нажал триггер спуска.
«Хлобысь!» — шарахнула винтовка.
— Твою мать! — выругалась Аннушка.
— Сюда бегом! — заорал я.
Ну всё, теперь хоть песни пой — девушка бежит, в одной руке у неё пистолет, в зубах фонарик, а за собой она тащит волоком огромный бидон, звенящий об рельсы, как колокол. Цирк с конями.
«Хлобысь!», «Хлобысь!», «Хлобысь!» — я всё ещё не вижу, во что стреляю. Чёрные тени в темноте. Цифровой прицел винтовки реагирует не то на движение, не то на тепло, не то хрен пойми на что, подсвечивает нечётким контуром даже те, что скрыты за препятствиями. Впрочем, при такой дульной энергии мало что является препятствием — вагоны и цистерны это оружие шьёт насквозь по несколько штук зараз. Что-то журчит, выливаясь. Надеюсь, оно не летучее, и мы не надышимся каким-нибудь ацетоном.
— Что там? — кричит снизу дотащившая бидон Аннушка.
— Какая разница? — кричу в ответ я. — Надо валить!
Лично я спокойно обойдусь без уточнения угрозы. Буря на поверхности уже не кажется такой опасной — подумаешь, ветер с песком…
Тени в темноте движутся быстро, по ломаной траектории, с незнакомой винтовкой я не могу понять, попадаю или нет.
— Без бензина не уйду! — девушка поднимает пистолет и стреляет. В цистерну с бензином, на которой сижу я.
— Ты охренела?
— Спокойно! Просто дырка! — подставляет бидон под струю.
— Сама ты это слово… — ругаюсь я, но тихо, про себя. Не полыхнуло же.
«Хлобысь!», «Хлобысь!», «Хлобысь!» — да что это там бегает такое резвое?
Бидон набирается медленно, но у Анушки хватает ума не стрелять ещё раз. Одно дело, когда цистерна закрыта, и другое, когда бензин уже на воздухе. Я прикидываю угол, прикладываюсь из винтовки… «Хлобысь!», «Хлобысь!»
— Ты охренел? — теперь орёт уже Аннушка.
— Пара дырок, — отвечаю я.
Высокоскоростные пули прошили ёмкость по прямой, как я и рассчитывал, теперь снизу три дырки и вверху две, через которые подсасывает воздух. Потекло резвее.
Дурниной заорала чуйка, и я скатился с площадки на долю секунды раньше, чем на неё приземлилось что-то тяжёлое. Я не разглядел что, потому что фонарик был выключен, а ночной прицел смотрел в другую сторону. Судя по тому, как вздрогнула цистерна и скрипнула платформа, штука неслабая.
— Что случилось? — Аннушка беспорядочно машет фонариком, больше мешая, чем помогая.
Я сверзился, к счастью, не на рельсы, — с высоты вагона переломал бы себе всё, — а на площадку ниже. Всего-то метра полтора пролетел, но жопу отбил — мама не горюй. Смягчить падение было нечем — берёг винтовку, из которой немедленно выпалил, не целясь, куда-то вверх в темноту. «Хлобысь!»
Оттуда донёсся неприятный низкий звук, нечто среднее между шипением и рычанием. Кажется, я во что-то попал.
«Хлобысь!» — прицел обозначил контур, и я пальнул сквозь цистерну. Она в ответ плюнула струйкой бензина. Вверху зашипело-зарычало активнее. К моему крайнему неудовольствию, аналогичные звуки послышались снизу.
«Ба-бах!», «Ба-бах!» — выстрелила во что-то Аннушка. Здесь становится совсем неуютно.
Полусвалился-полускатился вниз по железному трапу. Бидон заполнен чуть больше, чем наполовину.
— Чёрт с ним, хватит! Валим! — кричу Аннушке.
Она закрывает бидон, бензин хлещет во все стороны, хватается за ручку…
— Сука, тяжело!
Я хватаюсь за вторую — и правда, ёмкость литров на восемьдесят, веса в ней сейчас с полцентнера, а девушка хоть и спортивная, но лёгкая.
Дёргаем в разные стороны. Я — к тоннелю, по которому мы пришли, она — в противоположную.
— Ты куда тащишь, блин! — кричим друг на друга.
— Давай за мной, я знаю, что делаю! — заявляет Аннушка, и я киваю. Лично я понятия не имею. По тоннелю бежать далеко, а как потом поднять на поверхность бидон по узкой крутой лестнице, у меня ни единой идеи. Боли на адреналине не чувствую, но сомневаюсь, что купание в бензине пошло ноге на пользу.
Бежим к двери той кладовки, откуда она вытащила бидон. Меня таки хватает на этот рывок, причём, по пути я ещё стреляю, держа винтовку одной рукой, ориентируясь больше на интуицию, чем на прицел. Из темноты шипит-рычит. Аннушка размахивает пистолетом, но, к счастью, воздерживается — воздух густой от паров бензина и ещё какой-то вонючей и, судя по запаху, горючей дряни, которая течёт из простреленных мной цистерн. Под ногами хлюпает такая смесь всего, что я боюсь за ботинки. Когда стальная створка за нами захлопывается, я падаю на пол, едва не теряя сознание от боли. Нога всё.
— Сейчас, сейчас… — девушка гремит каким-то железом, — вот, не влезут. Ты как, солдат?
— Хреново, — признаюсь я. — Отбегался.
— Фигня, справимся.
В дверь что-то неприятно заскреблось. Я включил фонарик, посветил — створка толстая, изнутри штатный засов. Они-то не влезут, а мы?
— Тут есть второй выход, — пояснила Аннушка. — Я ж не дура. Спасибо, что доверился, объяснять было некогда.
— Своих идей у меня не было. Впрочем, к выходу мне теперь разве что ползти.
Культя полыхает огнём, смотреть, что с ней стало, совершенно не хочется.
— Спокойно, солдат, у меня полно идей. У меня всегда полно идей! — девушка бодра и спокойна, никакой паники. Поменяла магазин в пистолете и стоит себе, подбоченившись, в свете фонарика. Хороша чертовка.
В дверь заскреблось сильнее, я навёл на неё винтовку и выстрелил, пробив полотно насквозь. С той стороны зашипело-зарычало, зато перестало скрестись.
— Что это за хрень?
— Какие-то твари размером с большую собаку, — сказала Аннушка. — С очень большую. Лысые. Чёрные. Зубастые. Кажется. Я плохо разглядела.
— Интересно, что они жрут в те дни, когда никто не приходит за бензином? — риторически поинтересовался я.
— Может, друг друга? — оптимистично предположила девушка.
— Я не знаток биологии, но, кажется, это так не работает. Впрочем, плевать мне на их рацион, главное, чтобы он не пополнился нами. Ты говорила про идеи? Самое время их озвучить.
— Ну, пока они достаточно приблизительные, — призналась Аннушка. — Для начала я посмотрю, куда ведёт та дверь.
Она посветила на стальные воротца поменьше в задней части помещения.