Тачки, девушки, ГАИ
Шрифт:
– Жалеете, что привезли документы? – прямо спросил я его.
– Да нет, не очень, – ответил он. – Дело в том, что я три раза в жизни терял документы. Два раза мне вернули, а один раз нет. Если бы два раза не вернули, а один вернули, я бы не приехал.
– А за что же нас, москалей, так не любите?
– А за что вас любить-то? – спросил он. Он размышлял об этом вместе со мной.
– Да в принципе, конечно, не за что, – неожиданно согласился я.
– Ну ладно, я пойду, – сказал он. – Вообще-то у меня сегодня выходной. Жена очень ругалась, что я к вам поехал. Я на окраине живу. Пробки у нас в Киеве жуткие. Не
И ушел.
Вопросы языкознания
В Китае во время Олимпиады у нас был китаец-водитель. Там очень трудно получить китайские права, почти невозможно, поэтому у нас был водитель-китаец.
Мы сразу стали звать его Чау-чау. Ничего обидного в этом не было. Просто он все время смотрел на нас так жалобно и с такой готовностью сделать все, что ему скажут, что по-другому его звать как-то даже язык не поворачивался. Мы сначала думали, что он такой же несмышленыш, как и остальные, про которых нам очень много рассказывали и так красочно, что когда мы садились в машину в первый раз, то думали, что приедем из пекинского отеля «Пенинсула» не в «Боско-клуб», а в лучшем случае в Шанхай.
Но этого не случилось. Мы оказались там, где должны были.
Он, конечно, не говорил ни по-английски, ни, упаси бог, по-русски. Это было хорошо, потому что мы-то по-русски говорили и, можно даже сказать, не могли наговориться. И это были не те разговоры, которые предназначались для китайских ушей, потому что мы все время обсуждали китайцев и китайское. Многим мы восторгались, но не всем. Если коротко.
И уже к исходу первого дня стало ясно, что восторгаться следует прежде всего нашим китайцем. Он ехал куда надо, ловил на лету каждое наше слово и даже не пытался его как-нибудь истолковать: он пытался его понять. Когда на исходе второго дня я сказал ему по-русски: «Мы сейчас на плавание, а ты иди покушай…», – он задумался и повторил: «Покуш…». Потом он показал рукой, как он кушает, – и это вызвало приступ восторга не только у меня, но и у него. Он вприпрыжку побежал покуш… Я гордился им.
Я подарил ему бейсболку с символикой российской сборной, он чуть не расплакался от счастья, а еще через пять минут я видел, с каким важным видом он гонял бездельников – других водителей на стоянке, у которых такой бейсболки не было. И главное, они сами понимали, что, пока такая бейсболка только у него, он тут самый главный.
На следующий день, когда мы с моим другом Олегом Осиповым сказали ему, что нам опять в плавательный бассейн, он выдал сразу два слова: «Фелпс» и «вотер». И теперь, когда нам надо было подъехать к олимпийскому парку, который начинался с бассейна, достаточно было сказать «вотер» – и он гнал.
Он очень быстро начал гонять. Он некоторое время не мог понять, на каких основаниях нас везде пропускают по одному и тому же пропуску на лобовом стекле машины. Это был просроченный пропуск на стоянку на одном из олимпийских объектов, но потом наш китаец, по-моему, сообразил, что нас пропускают не по нему, а по нашему уверенному виду.
Потом мы объяснили ему, что встречка – такая же дорога и даже лучше, если она где-нибудь впереди перекрыта и поэтому пустая, а наша полоса забита. И он научился воспринимать встречку правильно, то есть как дополнительную полосу для людей, которые куда-нибудь опаздывают. Мы никуда с ним не опаздывали. Так что нам даже никуда обычно не надо было спешить. Но он иногда все равно с надеждой спрашивал: «Фстчка?!» И иногда я кивал.
К концу первой недели он встретил меня фразой: «Бэр ар ю гоинг?» – и победоносно посмотрел на меня, и даже засмеялся от удовольствия. А в последний день он открыл дверь и сказал ясным чистым голосом по-русски: «Здравствуйте!»
И через пять минут мы уже встали на встречку.
Просто «Мария»
Если приехать в прекрасный город Астану, столицу солнечного Казахстана, поздно ночью, то это только кажется, что некуда пойти и приложить свои силы. Силы-то еще есть.
И вот ты выходишь на улицу, и перед тобой сразу останавливается такси. Раньше такого не было. Но столица Казахстана развивается стремительно, даже, может, стремительней, чем хотелось бы, и ты становишься этому внезапным свидетелем.
Ты же был недавно в Астане, это было поздним летом, и этот город уже, можно сказать, изменился до неузнаваемости. Так то было лето, а теперь все-таки осень. Но все равно никуда же, наверное, не делся ресторан «Али-Баба», куда ходят интеллигентные казахстанцы, чтобы провести там досуг. И ты понимаешь, что лучше «Али-Бабы» все равно ты ничего не выдумаешь, и говоришь об этом таксисту, человеку русскому до глубины души и мозга костей – как на него ни посмотри.
Открывая тебе дверцу, он радуется, как ребенок, только недавно научившийся водить машину. И ты уже едешь, и быстро.
Потом он уточняет все же, есть ли рядом с «Али-Бабой» какие-нибудь дополнительные ориентиры.
– Конечно, – говоришь ты, – демонстрируя удивительное даже для тебя знание города. – Мэрия рядом. Вы же знаете, где мэрия?
– Конечно! – восторженно говорит он. – Мэрия! Я там был!
Не очень понятно, что этот человек может делать в мэрии, но не очень понятно это только тому, кто сравнивает эту мэрию с московской, в которой и, правда, непонятно, что делать человеку. Ну а у них тут такая мэрия, куда люди ходят с таким же удовольствием, как в ресторан «Али-Баба». Может, они вообще туда ходят, чтобы, например, покушать, потому что там же тоже, наверное, как и в московской, все подешевле маленько.
И вот вы едете, и что-то очень долго. И тебе это уже не нравится. Потому что это уже не центр Астаны, где по всем приметам должна находиться мэрия. Это уже окраина. И ты переспрашиваешь этого человека, правильно ли он все понял.
– Конечно, – отвечает он. – Это же очень просто. Я же был там. Там очень хорошо, и главное, там все есть, что вам нужно.
Тебе от мэрии Астаны вообще-то ничего не нужно. Тем более если она так далеко. Но ты все-таки едешь, потому что тебе нужен «Али-Баба», который рядом с мэрией, так как смертельно хочется есть.
И еще такая мысль приходит в голову: если бы это был казах, то он бы, может, чего-то и не понял бы. Но это же русский парень. И он не мог не понять тебя, такого же в сущности русского парня.
И вот вы приезжаете.
– Готово! – говорит он.
И ты видишь небольшой ларек, на котором написано «МАРИЯ». Ты никогда не узнаешь, чем он торгует, потому что он, конечно, закрыт.
– Мэрия нужна была, а не «Мария», – горестно шепчешь ты. – Там рядом «Али-Баба».
– А что такое мэрия? – переспрашивает он.