Тадж-Махал
Шрифт:
Шах-Джехан нервно ходил по террасе. Подошёл евнух.
– Как Мумтаз Махал? Не родила ещё?
– Ещё не родила, государь. Но повитухи говорят, что уже скоро.
– Иди! И докладывай мне постоянно!
Мумтаз Махал лежала с краю на большой кровати. На ней было надето широкое шёлковое платье бежевого цвета, забранное под грудью в большие складки. Две повитухи склонились над ней.
– Все будет хорошо, госпожа, – сказала старшая, – уже совсем скоро родится ребёночек.
Струйки пота текли по лицу Мумтаз, но она улыбнулась.
– Уже
Открылась дверь, и две девушки-служанки внесли кувшины с водой и серебряный таз для купания младенца. Поставив всё это на пол, они остановились, глядя на свою госпожу.
– Идите, идите, – замахала на них руками одна из повитух. Девушки выскочили за дверь.
Вскоре послышался плач ребёнка. Султан бросился с террасы в комнаты жены.
Дверь открылась, и показалась старшая повитуха со свёртком на руках.
– Мумтаз Махал родила девочку, государь, – она протянула сверток султану.
Шах-Джехан взял девочку на руки.
– Какие мы красивые родились, – нежно сказал он. – А как себя чувствует моя жена?
Повитуха улыбнулась:
– Она ещё очень слаба, государь, но чувствует себя хорошо.
– Пить, так хочется пить, – сказала Мумтаз.
– Да, да, сейчас, госпожа, – засуетилась вторая повитуха. Она подошла к столику и налила в узорчатую пиалу воды. Незаметно достав из платья хрустальный пузырёк, она вылила всю жидкость в чашку.
– Пить, – опять попросила роженица.
– Иду, иду, госпожа, – женщина подошла к роженице и, зачерпнув серебряной ложечкой жидкость, стала поить Мумтаз Махал.
В комнату, где находился Шах-Джехан вошёл слуга и, склонившись в поклоне, произнес:
– Государь, госпоже стало плохо.
Вскочив с дивана, султан опрометью бросился в покои жены.
– Что случилось? – спросил он, подходя к кровати. Мумтаз Махал лежала без сознания. Две женщины в растерянности стояли возле роженицы.
– Она хорошо родила, – ответила первая повитуха, – ничто не предвещало беды…
– Врача! – крикнул султан. – Немедленно приведите сюда врача!
Он взял руку жены и сжал её:
– Только не умирайте, только не умирайте, прошу вас, любовь моя!
Дверь открылась, и вошёл высокий худой человек с белой бородой в небольшой чалме и в широком чёрном халате, под которым был надет тёмно-синий халат, расшитый серебром.
– Идите! – приказал он повитухам. Подойдя к роженице, он долго разглядывал её, потом взял за руку, чтобы определить по пульсу болезнь. Подняв голову, врач заметил, что одна из принимавших роды женщин так и осталась стоять рядом с кроватью с чашкой в руке. Словно очнувшись от сна, женщина испуганно произнесла:
– Госпожа пить просила.
– Идите, я сам дам ей пить.
Поставив на столик чашку с ложечкой, повитуха медленно вышла.
– Лечите! Вы должны её вылечить! – сказал султан. – Мне не жить без неё!
Врач молча посмотрел на него, но ничего не сказал.
Вошли две служанки Мумтаз Махал, чтобы поставить на пол плошки с горящими ароматическими маслами.
– Целый день не приходит в сознание, – испуганно глядя на свою госпожу, прошептала одна
Мумтаз открыла глаза. Вся комната была в какой-то белой дымке, предметы двоились.
«Зажгли ароматические масла, – догадалась она, – но почему всё двоиться? Что со мной?»
– Пить, – прошептала Мумтаз.
Врач взял со стола чашку и ложечкой влил ей в рот воду.
– Пошлите к государю! Скажите, что Мумтаз Махал пришла в сознание.
Девушки выскочили за дверь.
Быстрым шагом в комнату вошёл Шах-Джехан. Опустившись на колени перед кроватью, он взял руку жены и прикоснулся к ней губами:
– Любовь моя! Как же я люблю вас! Не покидайте меня!
Мумтаз провела рукой по его щеке и прошептала:
– Душа моя…
Ее рука ослабла и упала на постель. Прижавшись лицом к руке любимой, султан зарыдал.
Каждое утро эмиры и раджи являлись в Ам-каз на обязательный утренний сбор у султана, но и на этот раз султан не вышел к ним. Эмиры ходили по залу и передавали друг другу дворцовые новости.
– Восьмой день султан не приходит в Ам-каз, такого ещё никогда не было! – сказал один из эмиров.
– Он вообще восьмой день не выходит из своей комнаты, как похоронил жену, – рассказывал другой.
– Не ест, не пьет, и ни кого к себе не пускает.
– Да, подкосила нашего султана смерть Мумтаз Махал, – сочувственно качал головой раджа.
– Он ведь её безумно любил!
– Всё в руках Аллаха! Всё!
– Говорят, что он хотел наложить на себя руки, да Аллах уберёг его от этого.
И вдруг среди толпы эмиров послышались голоса:
– Государь!
– Государь идёт!
Все повернулись к дверям, в которые обычно входил султан. Двери отворились, и в зал медленно вошёл постаревший, ссутулившийся, с потухшими глазами Шах-Джехан. Он был абсолютно седой. В зале повисла тишина, все были потрясены увиденным. И, словно по команде, все эмиры и раджи низко поклонились Высокой Любви этого человека.
Индия Агра 1632 год
Солнце быстро уходило за горизонт, золотя последними своими лучами воды реки Джумны. Шах-Джехан стоял у окна и смотрел на заходящее солнце.
– Мумтаз Махал, – прошептал он.
Мир погружался в темноту. Из сада слышались крики павлинов, цветы издавали аромат, привлекая к себе ночных бабочек, слышался смех людей. Всё радовалось ночной прохладе. Только султан оставался печален. Год назад он потерял свою любимую третью жену Мумтаз Махал, которая умерла при родах четырнадцатого ребенка. Её смерть была большим горем для него, и он до сих пор не мог оправиться от этого, так велика была его любовь к ней. И вся страна, вместе с ним, была погружена в траур, который султан ввёл на два года. Мумтаз Махал была не только любимой женой: она была для султана советником и другом. Во дворце, полном завистников и недоброжелателей, это был островок любви и спокойствия. Он взглянул на портрет любимой, который висел в комнате. По законам Шариата людей не разрешалось рисовать, но султан понимал и ценил искусство, и он мог себе позволить то, что не мог ни один из смертных. Последний луч света коснулся портрета, и в обманчивых сумерках Шах-Джехану показалось, что её глаза ожили и посмотрели на него с любовью. Он подошёл ближе, но луч света погас, и всё погрузилось в темноту.