Тадж-Махал
Шрифт:
– Вот и всё. Ты ушла также быстро, как и солнце.
В комнату вошёл слуга с горящим светильником и, поклонившись, произнёс:
– О, повелитель, по вашему приказу музыканты и певцы уже собрались в Диван-и-Кхас.
Шах-Джехан молча повернулся и вышел из комнаты.
В коридоре его ждал Садулла-хан.
– Пойдём, Садулла-хан, пойдём, друг мой, в Диван-и-Кхас. Я приказал музыкантам, певцам и поэтам сочинять гимны в честь моей несравненной Мумтаз Махал. Сегодня они должны показать свои творения. Теперь каждый день я буду отбирать лучшие песни о ней, чтобы потом, когда тоска и одиночество одержат верх, через них снова остаться наедине с любимой, хотя бы мысленно. Хочу навеки запечатлеть её образ в этом бренном мире, чтобы люди помнили о ней и о моей Вечной любви.
Султан со свитой вошёл в зал. Все низко поклонились ему. Рядом с троном стояли большие вазы с лилиями. Он остановился, глядя на цветы. По его приказу их теперь каждый день приносили сюда.
«Она любила эти цветы, они как весточка от неё, – подумал он. – О, Ардтуманд, когда же Аллах захочет, чтобы мы встретились? Сколько мне ещё ждать этой встречи?»
В полнейшей тишине все ждали приказа султана. Он сел на трон и закрыл глаза, вдыхая аромат цветов. Подал знак. И полилась тихая нежная музыка. Певец запел о Вечной любви, в центр зала выбежали несколько танцовщиц. Султан равнодушно смотрел на их танец, не понимая, зачем они здесь. Закрыл глаза, и образ любимой сразу появился перед ним:
«– Душа моя, где вы?
Тяжелый полог откинулся, и в комнату вошла Мумтаз Махал.
– Где вы? – удивленно спросила она.
Шах-Джехан тихонько подошёл сзади и закрыл ей глаза рукой.
– Его здесь нет, – на ушко прошептал он ей.
– Я говорю с шайтаном? – притворно испугалась Мумтаз Махал, прижавшись к нему.
– Нет.
– Я говорю с Дэви? – спросила она радостно.
– Нет.
– О, Аллах, с кем же я тогда говорю?
– Со своей Душой.
– Душа моя не хочет взглянуть на своего сына? Он сделал первые шаги.
– Ауренгзеб пошёл ножками? Какой молодец! Пусть принесут его сюда, я хочу на него посмотреть.
Мумтаз Махал хлопнула в ладоши и в комнату вошла няня с малышом. Мумтаз взяла на руки сына и отпустила кормилицу. Поставив на пол, на неокрепшие ещё ножки, она стала придерживать его за ручку. Шах-Джехан сел на ковер на небольшом расстоянии от них и протянул к сыну руки.
– Иди ко мне мой будущий повелитель.
Будущий повелитель оторвался от материнской руки и, улыбаясь, сделал первый шаг к отцу.
– Он действительно будет править государством?
– Так говорят астрологи.
Султан взял ребёнка на руки и стал с ним играть.
– Ауренгзеб, сын мой, – он нежно поцеловал малыша в легкое облачко волос на макушке. – Надо подобрать ему самых лучших учителей. Он должен быть умным и образованным, ведь в его руках будет жизнь целого государства. Даже не верится, что этот беспомощный маленький человечек – будущий император страны.
– Да. Но вы не должны выделять его среди других детей. Этот ребенок может стать императором, но «может быть» ещё не значит «будет». Просто звёзды более благосклонны к нему.
– Как бы мне хотелось увидеть его на троне.
Мумтаз Махал грустно посмотрела на мужа с сыном.
– Когда-нибудь вы это увидите, мой государь.
– Почему такая грусть в словах? – он передал ребёнка вошедшей кормилице и вместе с женой вышел на террасу из белого мрамора, выходящую в сад, где били фонтаны и по мозаичным дорожкам ходили павлины, раскрыв веерами хвосты.
– Аллах не даст мне возможности увидеть это.
– Не говорите так! Ваши занятия астрологией мне не нравятся! Пусть этим занимается придворный астролог и врач Абу-ибн-Загреддин. Я поговорю с ним, чтобы он не учил вас ненужным наукам!
– Простите, я не хотела вас расстроить. И Абу-ибн-Загреддин здесь ни при чем, всё в руках Аллаха, и когда-нибудь наши души соединятся с Его Душой. Мы вчера говорили на эту тему с Абу-ибн-Загреддином…
– Опять?! Он суфий!
– Да, но что же в этом плохого?
– Он смущает умы! Он не должен говорить с вами на такие темы!
– Хорошо, я не буду говорить с ним на эти темы.
– Я не хочу вас потерять! О, Мумтаз Махал! – Шах-Джахан остановился и сжал в объятиях свою жену.
– Мы будем жить вечно и счастливо! И я всегда буду рядом с вами, чтобы не случилось. Я буду в цветах, в луче солнца, в музыке. Но пообещайте мне, если когда-нибудь…без меня… к вам придет суфий, выслушать его. Он ничего дурного не скажет, ведь во всем надо искать истину.
– Обещаю! Но пообещайте и мне, что больше на такие темы мы говорить не будем.
– Как пожелает, Душа моя!
Шах-Джехан обнял жену и, целуя её прядку волос, прочитал стихи Саади Ширази:
Если в рай после смерти меня поведут без тебя, -
Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть.
Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду.
Нет, Аллах не захочет меня так жестоко обидеть!»
Музыка затихла. Султан открыл глаза. Рядом стоял, нёсший в этот день караульную службу, эмир Дианет-хан.
– Государь, пришёл дервиш. По внешнему виду суфий. Он просит, чтобы вы приняли его.
Шах-Джехан вздрогнул.
– Дервиш? Суфий? Приведите его.
В зал вошёл полуголый, обросший волосами человек, с атрибутами на поясе, по которым можно было догадаться, к какому учению он относится. Дервиши всегда считались посланниками Аллаха, к их речам прислушивались. А этот дервиш был приверженцем суфизма, религиозного мистического учения, утверждавшего, что Аллах – это всеобщая Душа, а всё живое на земле – частицы этой Души, стремящиеся воссоединиться с нею. Суфисты утверждали, что человек живёт на земле не один раз.
– Ты хотел мне что-то сказать, дервиш? Говори, – произнес Шах-Джехан.
– О, повелитель, слышал я, что твоя несравненная Мумтаз Махал умерла, и ты оплакиваешь её.
Султан молчал.
– Известно мне, что ты приказал музыкантам и поэтам слагать гимны о ней, чтобы запечатлеть её образ в веках. Но пройдут годы, умрут те люди, которые знали её. Вновь родившиеся будут сочинять и слушать другую музыку. Листы со стихами сгорят в огне жизни. И никто не вспомнит о Мумтаз Махал, – дервиш замолчал, чтобы султан понял всю суетность этой жизни.