Таёжка
Шрифт:
Колени у Таежки все ещё подгибались и дрожали, и она никак не могла унять эту противную дрожь.
У сельсовета Василий Петрович приказал остановить машину.
– Ты вот что, - запинаясь, сказал он, - не говори маме, а то она, знаешь, волноваться будет. Обещаешь?
– Обещаю, - ответила Таёжка.
– Вот и умница. Скажи, что я на минутку зашел в правление. А мы только протокол составим. Беги.
И отец легонько шлепнул Таежку по спине.
"БАНКЕТ" НА ИВАНА КУПАЛУ
Уже шестые сутки группа Сим
Вначале шли светлые сухие боры, и гнуса здесь почти не было. Потом местность заметно понизилась, и потянулись бесконечные заросли болотного ельника.
Местами почва была такой зыбкой, что приходилось рубить деревья и мостить гати. А тут ещё одолела мошка. От неё не спасали самые плотные накомарники из конского волоса. Мошка забивалась даже в сапоги, и ноги невыносимо зудели.
У Генки Зверева лицо от укусов распухло и стало походить на шаманскую маску. А глаза превратились в узенькие щелочки. Теперь его никто не называл иначе, как Генка Калмык.
Севка Щеглов в кровь сбил ногу и охал на каждом шагу. Сим Санычу тоже приходилось не сладко, потому что, кроме рюкзака, он тащил на себе теодолит.
Один Курочка-Ряба, на вид такой хлюпик, держался молодцом. Его почему-то не трогала даже мошкара.
– Я тощий, какой во мне вкус!
– смеялся он.
– Мошка знает, кого выбрать, и хлопал Генку Калмыка по спине.
Каждые полкилометра Сим Саныч устанавливал теодолит и выверял точность направления.
Потом кто-нибудь уходил вперед и по сигналу Сим Саныча ставил вешки. Ребята по очереди заглядывали в окуляр теодолита, где все было перевернуто "вверх ногами": небо казалось огромным озером и в его синеву острыми пиками вонзались елки. А человек, который ставил вешки, выглядел так, будто делал стойку на голове.
На месте вешек вбивались потом специальные столбики с гладким затесом на боку.
На этих затесах Виктор Крюков должен был ставить свои загадочные иероглифы.
Крюков догнал группу за Малым Кураем. Вид у начальника таксаторов был неважный. Практиканты на днях уехали, и Крюкову приходилось трудно. Но цыганские глаза его смотрели по-прежнему весело и зорко.
– Ну что, орлы, притомились?
– заорал он, прыгая с кочки на кочку. Ништяк! Али сети не крепки, али мы,не рыбаки?!
– И сети крепки, и мы рыбаки, - в тон ему откликнулся Сим Саныч.
– Только ловить, Витя, некого - одни лягушки.
– А французы лягушек едят, - сообщил Курочка-Ряба.
– Я тоже один раз пробовал.
– Ну и как?
– Ничего. Только потом на еду смотреть не мог.
При слове "еда" Генка Зверев вздохнул так жалобно, что все засмеялись.
– Держите хвост пистолетом, ребята, - сказал Крюков.
– Сегодня шабаш. Возвращаемся в зимовье. Два дня будем жить по пословице: "Спишь-спишь, а отдохнуть некогда". Кроме того, шеф-повар Таисия Забелина готовит для вас небывалый банкет. Так что всех прошу явиться во фраках. После банкета национальные песни и пляски племени Болотные Хмыри. Иллюминация, фейерверки и прочеё... Да, совсем забыл: вас там ждет один приятель...
Оказалось, что из Озерска приехал Шурка Мамкин и, что называется, попал с корабля на бал. Встреча одноклассников была радостной и шумной. "Таежники" поочередно тискали Шурку в объятиях. Шурка кряхтел и смущался.
"Банкет" тоже вышел на славу. Была необыкновенно вкусная уха (рыбы наловил Мишка Терехин), была рассыпчатая картошка с тушеным мясом, был огромный пирог с черникой и домашний квас в неограниченном количестве. Отсутствием аппетита никто не страдал, и Таёжка едва успевала подносить добавки. Посуды не хватало, поэтому ели по двое из одной миски.
Генка Зверев пристроился с Сим Санычем. Они сидели по-турецки над огромной посудиной. И Сим Саныч косноязычно приговаривал:
– Навались, Гена! Жаль вот, ложка узка - берет два куска, развести б пошире, чтоб брала четыре...
– Не спешите, Сим Саныч, - басом отзывался Генка.
– Мы и так отстаем...
После "банкета" был объявлен перерыв: "чтобы отдышаться", как выразился Курочка-Ряба.
Затем Виктор Крюков влез на пень и произнес речь:
– Товарищи! Как и было предусмотрено программой, мы начинаем самодеятельный концерт под названием "Кто во что горазд". Наш отпуск совпал с исторической датой - днем Ивана Купалы. Товарищи славяне! Проведем его на высшем уровне! Не ударим лицом в грязь перед нашими предками! Ура-а-а!
– Урра-аа!
– закричало племя Болотных Хмырей. В один миг на поляне перед зимовьем появились кучи хвороста и вспыхнули рыжие гривастые огни.
– Первым номером нашей программы - лесной танец в моем исполнении, объявил Крюков.
– Музыкальное сопровождение - лезгинка.
Зажав в зубах нож, он вылетел к кострам.
– Та-та-та, та-та-та-та, та-та-та, та-та-та-та!
– загремел доморощенный "оркестр", прихлопывая в ладоши и постепенно ускоряя темп.
Крюков чертом вертелся между кострами, бородища его развевалась, цыганские глаза горели свирепым огнем, а ноги выделывали что-то непостижимое.
– Василий Петрович!
– кричал Крюков.
– Выручай, друг! Давай хороводную. Концы отдаю!
– Идет! Только поют все!
За горой горят огни,
Погорают мох и пни.
Ой, купало, ой, купало,
Погорают мох и пни!
подхватил хоровод" её
Пляшет леший у сосны,
Жалко летошней весны.
Ой, купало, ой, купало,
Жалко летошней весны!
Мишка что-то шепнул Таёжке на ухо и незаметно исчез вместе с Шуркой Мамкиным. Так же незаметно они появились с ведром воды, и Мишка, широко размахнувшись, выплеснул ведро на хоровод.