Таёжка
Шрифт:
– Купала!
– заорал он, выливая остатки себе на голову.
– Акробатический этюд!
– объявил Крюков.
– Прыжки через купальские огни. Але-гоп!
И, спрятав под рубаху бороду, первым перемахнул через костер. Мальчишки козлами поскакали вслед за ним.
Потом все отправились к ручью купаться. Курочка-Ряба приделал себе бороду из лишайника и изображал водяного.
Он прыгал по-лягушечьи на четвереньках и вопил, как сыч. В ответ эхо разносило над тайгой веселый гогот.
Когда это занятие надоело, кто-то,
Но поиски не состоялись. В полночь все болотное племя, намаявшись за день, насилу доплелось до костров и повалилось кто где.
Последние слова принадлежали Сим Санычу:
– Объявляю соревнование: кто кого переспит. Победитель награждается орденом имени товарища Морфея - Думаю, что орденоносцем стану я.
И Сим Саныч тут же заснул.
В соревновании не участвовали только Василий Петрович и Таёжка. Ещё час назад они попрощались и ушли в Мариновку.
"НЕТ, МАМА!"
Ночью Таёжку разбудили голоса. В соседней комнате разговаривали отец с матерью.
– Ты же губишь себя!
– сердито говорила мать.
– Все твои товарищи по институту уже защитили диссертации.
– Высосанные из пальца, - усмешливо добавил отец.
– Они растут и занимают крупные посты в тресте. Тебе нужно быть на виду...
– У кого на виду? У Кузнецовых?
– Ну хорошо.
– Голос матери смягчился.
– Если ты не хочешь подумать о нашей судьбе, подумай хотя бы о дочери. Что она видит в этой глухомани? Какие люди её окружают? А товарищи-то, боже мой! Мишка этот... как его... Терехин, кажется? Рукавом нос вытирает!
"Зачем она Мишку трогает?
– с горькой обидой подумала Таёжка.
– Да он лучше всех московских мальчишек!"
– Ты не знаешь его, Галя. Из таких ребят и выходят настоящие люди. А что касается рукава, то и у Ломоносова в детстве вряд ли был носовой платок... Как у тебя с оформлением?
– Предлагали остаться в городской клинике. Но я попросилась сюда.
Помолчав, мать со вздохом сказала:
– Не хочется мне, Вася, здесь прозябать. Я знаю - я слабый, заурядный человек и не способна на подвиг. Но не всем же быть героями, правда? В конце концов я хочу немногого - жить по-человечески. Или это право только для других?
Отец не ответил. Таёжка слышала, как он чиркнул спичкой и закурил. Потом донесся его голос:
– Я понимаю, трудно здесь. Это не город. Зимой будет ещё труднеё. И условия, в которых придется работать, совсем не такие, как в столичных клиниках. Но ведь ты врач, Галя! В Мариновке его шестой год нету. В дождь и в пургу тебе придется выезжать на зимовки, со скандалом вырывать медикаменты, стучать кулаком, требуя нового помещения для больницы... Другого врача здесь не надо.
– Тише...
Отец и мать заговорили шепотом. И Таёжка вдруг смутно почувствовала, что надвигается непоправимая беда. Возможно,
Таёжка не смогла сомкнуть глаз до самого рассвета. Когда в окнах заголубело утро, она услышала, как оделся и вышел из комнаты отец. Таёжка плотно зажмурилась.
Отец несколько минут постоял на пороге, потом шагнул наружу. Следом за ним из комнаты босиком выскользнула мать.
– Вася!
– тихо позвала она, но никто ей не ответил.
"Поссорились", - поняла Таёжка.
Мать потерянно стояла посреди комнаты, в полутьме смутно белела её рубашка. Девочке показалось, что мать всхлипнула.
– Мама, - сказала Таёжка, - ты ведь любишь папу?
Галина Николаевна вздрогнула и обернулась.
– Ты разве не спишь?
– Нет. Я давно не сплю.
Мать присела на кровать Таёжки, и на лицо её легла слабая полоса света. Глаза у матери были мокрые.
– Таечка, - сказала она, машинально гладя дочь по голове, - ты соскучилась по Москве?
– Не знаю, мама. Раньше я очень скучала. Но теперь ты здесь, и мне хорошо.
– Понимаешь, дочка, папа очень талантливый человек и в Москве принесет гораздо больше пользы, чем в этой глуши.
Таёжка покачала головой.
– Здесь папу любят, - сказала она.
– И он очень нужен. Он ведь работает за двоих лесничих.
– Я знаю, - грустно согласилась мать.
– Он всю жизнь работал за двоих. И вот награда - медвежий угол да комарье! Только ты не думай обо мне плохо: ведь я ехала сюда с искренней радостью, а теперь боюсь... Боюсь!
– Мать схватила Таёжку за руки: - Таечка, умоляю тебя - поговори с папой! Может, он тебя послушает. Обещаешь?
Таёжка высвободила руки и села; лицо её оказалось вровень с лицом матери.
– Что ты на меня так смотришь?
– спросила мать и опустила голову. Значит, не хочешь?
– Нет, мама. Да папа бы все равно не согласился.
Галина Николаевна ничего не ответила и быстро скрылась в своей комнате. Сердце Таёжки сжалось от боли. Она на цыпочках подошла к двери:
– Мама!
Мать резко повернулась:
– Ну, что тебе надо? Оставь меня в покое! Злая, неблагодарная девчонка!
Таёжка прикусила губу и, чтобы не разреветься, опрометью бросилась на улицу.
ЛЕСНОЙ ПОЖАР
– Ты чегой-то какая квелая? Обидел кто?
– спросил дед Игнат, переправляя Таежку через реку.
– К своим путь держишь, в зимовье?
Таёжка кивнула. Но, выбравшись на берег, она пошла совсем по другой, незнакомой тропинке - сейчас ей никого не хотелось видеть. Тропинка пробивалась сквозь высокую густо-зеленую траву. Роса ещё не успела высохнуть, подол платья сразу намок и облепил колени. От его прикосновения по коже бежал чуткий озноб.