Таежная история
Шрифт:
Улыбка высветила все черты иначе, смягчая жестковатые линии скул и подбородка, придавая сексуальный изгиб губам и лукавство взгляду. Золотистый свет ночника и тени приглушили неестественную белизну кожи.
Руки уже порхали, перенося пойманную улыбку на электронный холст. Я стирала и рисовала вновь, пока не поймала нужное.
— Созидающая Совершенство, — потрясенно прошептал мужчина, вглядываясь в мою работу. — Невероятно…
— Ты о чем? — не поняла его странного бормотания, убирая золотые глаза в тень челки и придавая портрету Рау шарм рокового красавца.
— Лана, ты
Не доведя линии, палец остановился. Я сглотнула сухим горлом.
Ох, не нравиться мне этот тон. Не хотелось бы настроить его против себя. А ну как, снова в ступор впадет?
Отложив планшет, я покусала губы, разгладила на коленях одеяло и осторожно спросила:
— Рау, ты с какой целью интересуешься? Я так-то репортер по профессии. Снимаю интересные или необычные сюжеты из жизни людей. Готовить люблю. Особенно выпечка удается. Вышиваю неплохо. Да чего там, хорошо вышиваю. Вот…
Рау рвано втянул воздух на последних словах. И словно гадюка за дудочкой факира потянулся за мной, когда я вытянула из прорезиненного рюкзака одно из платьев и разложила на одеяле перед собой. Он зачарованно разглядывал изящное переплетение сине-золотых листьев и белых цветов и выдохнул:
— Шедевр…
Издевается… наверно… Платье красивое, конечно. И я вышивала его, едва не лопаясь от радости, когда думала, что забеременела. Но платье я закончила, а тест показал отрицательный результат. С тех пор по понятной причине оно мне разонравилось, и еще бы долго пылилось в шкафу, не случись командировка в Вилюйск.
— Спасибо, — промямлила, жалея немного одичавшего охотника, неадекватно реагирующего на проявления цивилизованной жизни. — Рау, ты давно тут живешь?
— Пять лет, — отрешенно проговорил мужчина, поглощенный разглядыванием платья, и я не сдержала понятливого и сочувствующего вздоха.
Вот же бедолага! Одичал совсем без людей и интернета! Шутка ли пять лет одному в лесу волков и медведей гонять.
— Зачем так долго? — не сдержала любопытства.
— Надо так, — отрезал охотник, словно очнувшись, резко поднялся и шагнул к кипящему чайнику. — Пьем чай и спать. Все разговоры завтра.
Выпив пахнущий травами отвар, получив ночную порцию антибиотиков и обезболивающего, умостилась на жестковатой лавке и едва закрыла глаза, как провалилась в сон.
Глава 11
Глава 11
Тонкий свист ветра тысячью иголок боли вгрызается в виски, растет, ширится, превращается в оглушающий рев. В иллюминаторе дикой каруселью кружит тайга. Окровавленными руками Андрей трясет меня за плечи и заглядывает в лицо черными провалами глаз. Он дико хохочет. Лицо рвется как бумага, плавиться и стекает каплями как воск, вылепляя восковую мертвую маску Мишиного лица. Его глаза. Холодные и пустые, затягивающие чернотой. Из расширенных зрачков тянут руки погибшие мальчишки-братья, истошно зовущие мать. Темная бездна растет, растворяя в себе пространство. Яркая вспышка, скрежет рвущегося железа, и тьма испуганно расступается, выпуская волчью стаю. В каждой окровавленной
— Хочешь пирожок, английская роза?
— Не-е-е-т…
Я кричу, отбиваюсь, пальцы скользят в окровавленной шерсти. Задыхаюсь от смрада разлагающейся плоти, забивающей ноздри.
Резко просыпаюсь, сажусь на лавку, стискивая ноющую голову холодными и влажными ладонями. Горло пересохло, лоб в испарине, водолазка противно липнет к телу.
— Лана, что? — доносится с другого угла комнаты. Вспыхивает ночник.
— Кошмары… — устало выдыхаю я, жадно хлебаю оставшийся в кружке отвар, снимаю мокрую водолазку, вытираю лоб и ладони. Роюсь в вещах дрожащими пальцами. Вытаскиваю крошечную маечку. Укутываюсь в одеяло и благоразумно решаю дождаться утра.
Обиженно скрипят полати под тяжелым телом. По полу шлепают босые ступни. Рау, одетый в обтягивающие брюки, аналог бесшовной футболки, подходит ближе, нависает тяжелой тушей.
— Я посижу немного, приду в себя, — испуганно оправдываюсь, переживая, что испортила впечатление о себе ночной выходкой. Отворачиваюсь, стараясь не смотреть в сторону мужчины, одетого в белье, не оставляющее никакого простора для фантазии.
Охотник секунду соображает, разглядывая печальное зрелище, не говоря ни слова, подхватывает меня прямо в коконе из одеяла на руки и несет на свою кровать.
— Засыпай и не бойся. Я постерегу твой сон, — уложив меня к стенке, он обнимает как-то везде и сразу и притискивает к горячему телу. — Я рядом. Тебе ничего не грозит.
Я тянусь к живому, человеческому теплу. Прижатым к чужой груди виском чувствую биение сильного сердца. И этот размеренный звук успокаивает, страхи и кошмары отступают. Тело расслабляется, растекаясь в коконе. Я вдыхаю запах мужского тела, терпкий и яркий, как после тренировки.
Я не одна, я под защитой сильного мужчины. Меня никто не тронет.
Сходят покой и необычное умиротворение, не мешая светлым снам пробраться в уставший мозг и увести за собой.
* * *
Утро встречает прохладой и одиночеством. Охотник исчез, оставив одеяло и кровать в моем полном распоряжении. Кутаясь в колючую шерстяную ткань, пялюсь несколько минут в окно, окончательно приходя в себя. Волшебные препараты охотника подействовали — нигде ничего не болит. Рассматриваю поврежденные ноги, принявшие почти прежний вид. Спускаю ноги и топаю, пробуя вес. Ни боли, ни даже повышенной чувствительности.
Чудеса да и только! Помыться, конечно, не помешало бы… И паклю, что была когда-то волосами, промыть… И джинсы сменить. Решено, сегодня банный день! Но сначала завтрак.
Заправив постель, поскребла по охотничьим сусекам, найденным не иначе, как нюхом. Под столом нашелся люк в подпол, где хранились продукты в жестяных, плотно притертых банках и переносном холодильнике. В закромах нашлась мука, масло, сахар и яичный порошок. Замороженная вишня и творог.
Решено, затею вареники. А пока подходит тесто — помоюсь.