Таежная история
Шрифт:
— Кольцо… — перебила словестный поток.
— Да, обручальное, — подтвердил Андрей и замолчал, ожидая, — с бриллиантовой дорожкой. Самое дорогое. Тебе понравиться…
— Какой размер?
— Восемнадцать, — с заминкой произнес Андрей, видимо сверившись с ценником.
— У меня семнадцатый. Всегда был семнадцатый, — я проследила взглядом, как тяжело оторвался и взлетел Боинг, понимая, что все между нами кончено.
— Лана, можно поменять… — торопливо проговорил бывший, — а лучше купить то, что понравиться тебе…
Понимая, что поток увещеваний пошел на новый круг, я оборвала говорившего:
— Извини. Мне пора. Рейс объявили, — правдоподобно соврала, отключая мобильник.
Спасибо, что врать о любви не стал — теперь не так противно. Только зачем звонить и подтверждать,
— Катись и можешь, не возвращаться! — громко взвизгнула Марина, заставив всех, кто стоял рядом обернуться.
Звук пощечины выстрелом раздался в ушах. Стас отшатнулся, выплюнул что-то обидное женщине в лицо и скрылся в направлении туалетов.
— Фигасе, — изумленно протянула тинейджер Татьяна. — Круть!
— Говори нормально, — одернула дочку мать, пряча глаза, стыдясь за несдержанную истеричную подругу Стаса. — Не комментируй, что тебя не касается.
— М-да, экспрессивная дама, — обескураженно промямлил оказавшийся рядом Михаил, указывая на быстро удаляющуюся к выходу склочницу Марину. — Хорошо, что она с нами не летит.
В образовавшейся тишине, неприятно резанул слух голос, объявивший посадку на наш рейс.
Глава 6
Глава 6
— Руська, проснись ты, — Миша теребил плечо, испуганно озираясь. — Слышишь? Что-то не так. Свист какой-то.
Я прислушалась, мне тоже послышалось тонкий писк, но я списала это на коллективную паранойю.
— Миша, все нормально! — стараясь говорить спокойно, сжала лежащие на подлокотнике ледяные пальцы оператора. — Нам долго еще?
— Не знаю. Синоптики напутали с движением треклятого грозового фронта. И пилотам пришлось огибать грозу. Мы черти где сейчас…
Резко выдохнула, переваривая плохие новости, оглядывая салон и взмокшего от страха мужчину, которого колотил настоящий озноб. Никто не спал, со своих мест озирались и испуганно перешептывались пассажиры, некоторые поднимались, пытаясь выбраться в проход, и к ним тут же спешила стюардесса. Совсем молоденькая, бледная девушка с короткой стрижкой светлых волос буквально летала вдоль ряда, с трудом успокаивая самых нервных.
Я выглянула в окно. Клонящееся к закату солнце окрасило облака в золотисто-розоватые тона. Невольно залюбовалась красотой, на секунду позабыв о нервозной обстановке в салоне. В разрывах облаков тянулась все так же темно-зеленая тайга, перемежающаяся более светлыми проплешинами болот. Машинально поглаживала руку оператора, намертво вцепившуюся в подлокотник. Тонкий свист нарастал, беспомощно взмахнув руками, что-то крикнула стюардесса и рванула в сторону кабины пилотов.
— Руська, мне страшно, — выдохнул Михаил, глянув на меня неестественно черными провалами глаз. — Не хочу…
Он резко поднялся и рванул вдоль прохода. Самолет неожиданно тряхнуло, сзади послышался громкий скрежет, словно гигантские ножницы кромсали исполинский кусок металла. Слепящий свет ворвался в салон, а следом ледяной ветер срывал одежду и трепал волосы, стаскивал с мест пассажиров. Холод пробирал до костей. С каждым вздохом воздух замораживал легкие. Я успела бросить взгляд на окно, где облака резко ушли вверх, и земля под нами бросилась навстречу. Еще не веря, что все происходит со мной, вспомнила инструкцию поведения при аварии самолета, накрыла голову руками, вцепившись в волосы, сунула мягкий рюкзак на колени и прижалась к нему грудью, сжалась и перестала дышать в ожидании удара. Рядом истошно орали и рыдали люди, пересиливая вой ветра. Сильная тряска от которой зубы лязгали друг о друга, угрожая раскрошиться, оглушающий жуткий скрежет, а за ним сильнейший удар выбили воздух из легких. Колени с силой врезались в подбородок, боль каленой спицей прошила спину и взорвалась в голове. Хруст и истошный визг раздираемого металла разорвал перепонки. Последним промелькнуло зеленое пятно и мысль, что мы упали, а я еще жива. Сознание отключилось.
* * *
Боль пульсировала во всем теле, то становясь сильнее, вырывая стоны, то почти исчезала, давая надежду на невозвращение. Я очнулась, попыталась открыть глаза. Вокруг темно, непривычно тихо и холодно. Окоченевшее тело отказывалось
Кажется сотрясение мозга… Что еще?
Собрав все силы, попыталась пошевелиться. Тело отозвалось оглушающей болью. Глухо застонала, переживая приступ. Пальцы левой руки слабо заскребли по полу, правая не двигалась, придавленная чем-то тяжелым. Левая лодыжка выстрелила болью до паха. Из глаз брызнули слезы, от сердца отлегло. Болит, значит, позвоночник цел, и я не парализована.
А вывихи можно вправить, переломы срастить. Пусть буду хромать, но зато смогу ходить. Так вывих или перелом? Почему так тихо? Стоны, крики, где все это? Остальные живы? Где спасатели?
Надо мной нависало что-то темное, заслоняя обзор. Левой рукой осторожно ощупала округлые края и мягкий поролон сиденья.
Значит, это вырванное из креплений кресло.
Рука скользнула дальше к тяжелому листу обшивки, прижавшему пальцы правой руки.
Хорошо, не отрезало!
Усилия по освобождению увенчались успехом. Мне удалось чуть приподнять дюралевый лист, и кисть руки тут же пронзили тысячи иголок — восстанавливалось кровообращение. Я прикрыла глаза и замерла, тяжело дыша и едва не проваливаясь в беспамятство. На лбу выступила испарина, левая рука мелко тряслась. Даже малейшее усилие вызывало слабость и усиливало боль в голове. Через время, когда сознание прояснилось, осторожно поднялась. Боль, пронзившая позвоночник, усилила набат в ушибленном черепе, меня замутило и тут же вырвало. Немного полегчало, но захотелось пить. Сглотнув сухим, раздраженным желчью горлом, потянулась к ногам. Правая нога оказалась зажата в покореженных креплениях кресел. Из лодыжки левой торчал острый осколок обшивки, и темная кровь основательно пропитала светлую штанину джинсов.
Сначала телефон… Позвонить спасателям…
Телефон лежал в кармашке со змейкой, стекло треснуло, старая батарейка села, лишая меня шанса быстро спасти жизнь.
Ладно, можно посмотреть в чужом багаже и… в карманах. Они вряд ли будут против. Но сначала спасти ногу.
Похвалила себя, что хватило ума натянуть под водолазку футболку, надеясь на жаркую погоду. Разорвала белое полотно на широкие полоски, передохнула, прислушалась к тишине. Показалось, что что-то зашуршало извне. По уцелевшему корпусу самолета и листьям забарабанил дождь. Пить захотелось сильнее. Облизнула пересохшие и растрескавшиеся губы. Задержала дыхание и дернула осколок. Узкая поверхность с неровными, зазубренными краями плотно засела, не желая выходить. Не сдерживая крика, с трудом, раздирая тело болью, вытащила похожий на клинок обломок. Хорошо неглубоко, кость не задета. Теряя сознание, успела заткнуть хлынувшую из раны кровь.
* * *
Кураж ласково перебирал лапками волосы и тыкался усатой мордочкой в щеки, мешая спать. Я улыбнулась, повела рукой, отгоняя настырного нахалюгу, требующего завтрака. В нос ударил едкий запах авиационного топлива, свежей еловой смолы и мокрого леса.
— Кураж, погоди, — я едва прохрипела слова, горло саднило.
Пальцы, надеясь встретить кошачью моську, ткнулись в жесткий покров, извивающийся сотней противных, подвижных ножек и усиков. Заорав, резко махнула рукой, отбрасывая мокрицу в сторону. Поутихшая было голова, тут же отозвалась болью, спина и ноги напомнили о себе. Кое-как скрючившись, забинтовала поверх джинсы рану на лодыжке, успевшую за ночь закрыться. С трудом поднялась и осторожно вытащила зажатую правую стопу, «порадовавшую» сломанными пальцами. Рядом валялась чья-то сумка, из которой вывалились вещи и пришедшие в негодность девайсы — пара брендовых планшетов. Мозг отмечал детали автоматически, выискивая нужное. Я порылась среди тряпья в поисках хлопковой ткани, но попадались лишь тонкие кружева и шелк, из которых вышла никудышная фиксирующая повязка на лодыжку. Потуже затянула кроссовок, стараясь меньше тревожить сломанные плюсны. Отыскала среди мусора рюкзак, содержимое которого уцелело благодаря плотной, прорезиненной ткани брезента. Кое-как связала оборванные лямки и натянула на плечо, прихватила острый осколок обшивки, съела половинку сладкого батончика и попыталась подняться на ноги.