Таёжные походы. Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Наконец бык словно встрепенувшись, тронулся с места, развернулся на задних ногах и ходкой рысью исчез за гребнем склона горы, в сторону восходящего солнца. Мы, не нарушая тишины начинающегося утра обмениваясь восторженными впечатлениями, вернулись к кострищу, и уже под солнцем, медленно поднимающимся из за синих, покрытых тенями, гор, сварили завтрак, поели и немного поспали уже без костра, под лучами тёплого блестящего, яркого солнца.
После обеда, захватив с собой рюкзаки, стали медленно подниматься на гору. Подьём был трудным, и мы вспотели, а достигнув гребня долго отдыхали лёжа, на краю склона и
Справа, долина Амнунды петляя среди тёмных елово-сосновых лесов, уходила выше, в сторону скалистых вершин виднеющихся на горизонте. Прямо перед нами, за долиной, поднимались невысокие вершины Северо-Муйского хребта. Слева сквозь чистый прозрачный воздух, вдалеке, видна была синяя полоска Муякана, а за нею поднимались круто вверх отроги Муйского хребта. И совсем уже далеко, километрах в пятидесяти по прямой, вздымались снежные вершины Кадарского хребта...
Между тем, с Юрой случилось несчастье, - он, сапогами, которые были ему малы, натёр кровяные мозоли на пальцах и ходил прихрамывая , на обе ноги. Я, жалея его, никуда после обеда не пошел, и мы спокойно дождались вечера, пораньше устроившись на ночлег, выбрав место в густом ельнике, на полянке, рядом с которой бежал журчащий ручеек. Мы заготовили на ночь побольше дров, поужинали и, вернувшись на гребень, уже без рюкзаков, лежали и смотрели вниз по склону, надеясь увидеть пасущихся оленей...
Так и случилось.... Перед заходом солнца, на маряну, откуда-то слева вышли две матки и бык, их "повелитель". Он шествовал уверенно и величаво. А матки шли следом и пощипывали высыхающую травку на обочине торной тропы. Мы с восторгом, шепотом, стали обсуждать великолепие сильных и здоровых диких животных. Бык - изюбрь, был величиной с добрую лошадь, только с более мощной передней частью и поджарым задом. Цвета он был тёмно-коричневого и на заду, светилось желтоватого цвета, "зеркало". На голове торчали мощные многоотростковые рога с светлыми , отполированными остриями, торчащие вперёд, как многоотростковые вилы...
Матки были поменьше, с длинными шеями потоньше, и аккуратными головками с длинными подвижными ушами. После лета они выглядели сытыми и гладкими, и уже поменяли шерсть, приготовляясь к зиме. Ровно короткая и плотная, волосок к волоску, она глянцево поблескивала и лоснилась, на тугих мускулистых плечах и стёгнах. Ножки были пропорционально туловищу длинны и стройны, и в них чувствовалась немалая сила, которая без напряжения, несла их тела и в гору и под гору...
Словно услышав наш шёпот, матки остановились, замерли и уставились в нашу сторону, поводя ушами. Мы притихли, а у меня мелькнула мысль: "Неужели оленухи услышали нас? До них, вниз по склону было метров сто, не меньше..."
Бык к тому времени чуть приотставший, заметив насторожённость маток, крутнулся на тропе, чуть оседая на задние ноги под массивным передом, мерной рысью догнал оленух, чуть боднул заднюю рожищами и обогнув стоящих маток, переходя на размашистый галоп, "поплыл", мерно двигая крупными мышцами, перекатывавшимися под кожей, как у кровного скакуна...
Матки легко, с места, взяли в карьер и через несколько секунд, все олени скрылись за бугром, вправо. Мы с восхищением долго ещё обсуждали увиденную картинку. Каков же слух, каково же обоняние у этих диких копытных, если они за сто метров да ещё наверху, обнаружили нас и скрылись. Тут становиться понятным, почему так редко человек видит оленей в тайге, даже если их там много...
Но тут есть и другие причины... Дело скорее всего в том, что обоняние у человека практически отсутствует, а слух он в полной мере не использует, потому, что когда идёт сам, то так шумит, что кроме себя ничего больше вокруг не слышит...
Зрение у здорового человека неплохое. Но ведь надо знать, куда и когда смотреть, а как раз скоординированности чувств человеку и не хватает...
Мы с Юрой вернулись на бивуак в сумерках, и сразу разожгли большой костёр. Место было глухое, тёмное, с застоявшимся запахом еловой хвои, который будил в моей памяти тревожные воспоминания, о медведях, прячущихся в еловой чаще...
Юра быстро и крепко заснул, намучавшись за день, а я лежал и слушал ночную, подозрительную тишину... Часов около двенадцати ночи, где то недалеко протяжно и басовито заревел изюбрь...
"Нас, наверное, услышал. Костёр трещит так, словно олень по чаще ломится. Вот бык и решил на всякий случай показать, что он здесь..."
Оставшуюся часть ночи, я провёл в полудрёме. Бык ревел и ходил большими кругами вокруг нас. А я думал, что если олень не молчит, то значит, медведей поблизости нет. Мы ночевали в такой чаще , что медведю подкрасться к нам ничего не стоило...
Сквозь прогалы в еловой хвое, полосками, наверху, едва заметно светилось, обсыпанное звёздной пылью, чёрное небо и было одиноко и неуютно в безбрежности и вневременности этих космических пространств. "Инстинкт самосохранения поддавливает, - думал я, вспоминая свои мысли о медведях и поглядывая на мерно посапывающего Юру.
– Всё - таки одиночество будит в человеке первобытный страх. Особенно в незнакомом месте..."
Незаметно наступило время окончания ночи. Подул небольшой ветерок, ели вокруг дружно зашумели плотной хвоей, и я разбудил Юру...
Попили чаю и уже по свету, одевшись во всё тёплое, пошли на гребень горы. Я показал Юре место, где он будет лёжа сторожить оленей, отдал ему свою двустволку , а сам ушёл чуть назад и вниз по гребню, спрятался в развилку, толстого пня и стал ждать...
Через десять минут уже заметно посветлело на востоке, синева уходящей ночи сменилась серым рассветом, - там, где бежал по долине Муякан, и неожиданно, где-то в той же стороне, молодой бык, высоко и пронзительно затянул боевую песню.
Через минуту, но уже справа, за бугром, ответил ему второй и тут же за рекой, далеко, чуть слышно отозвался третий...
То ли от утреннего холода, то ли от азарта, меня начала колотить мелкая дрожь...
Я постарался расслабиться подышал во всю грудь, а потом затянул изюбринную песню - в начале коротко рявкнув, как рявкает рассерженный бык, а потом уже стал выводить, начав высоко, продержав эти ноты несколько секунд, перешел в басы, чем и закончил - дыхания от волнения не хватило протянуть низы подольше.
Но бык, справа, в той стороне, где лежал на гриве Юра, отозвался незамедлительно. Я, мгновенно согревшись от волнения и чувства неведомой опасности, переждал немного и вновь заревел. Бык ответил уже много ближе... На дальние оленьи голоса я уже не обращал внимания...