Таежный гамбит
Шрифт:
Мизинов вновь подумал об атамане Семенове. Вспомнил, как он совершил в Чите переворот, разогнал штаб народной революционной армии и сформировал надежные полки из забайкальского казачества. Семеновский штаб всю войну до прихода каппелевцев стоял на месте, поэтому внутренний порядок во всем гарнизоне сохранился старый, включая офицерские традиции.
В то же время перспективы остальной, большей, части России представлялись Мизинову совершенно ужасными. Это хаос, хаос и мрак!
«А может быть, онправ? — с ужасом подумал Мизинов, вдруг вспомнив Суглобова и его анархистские теории. — Может, народец наш только того и заслужил за все годы богоотступничества и цареборства? Может, это ему в наказание? А потом, после страданий — очищение, всеобщее счастье? Что же, значит прав Суглобов? Он полагает, что после таких страданий счастливыми могут быть лишь самые избранные. Не к ним ли причисляет себя этот анархист? И куда они причисляют нас? Впрочем, куда бы ни причисляли, покоряться их распорядку нелепо».
Мизинов на минуту задумался, но тут же нашел выход: «Бороться, сражаться. Придется на смерть — значит на смерть. Мне не привыкать, я с четырнадцатого в окопах. Уже почти шесть лет…»
Своего однополчанина, пулеметной очередью в ногу отправившего его в госпиталь осенью шестнадцатого, Мизинов вспоминал часто. После той очереди Суглобов как сквозь землю провалился. Атака, как всегда, захлебнулась, противники вернулись на свои позиции, но вот офицер-анархист исчез. Ни слуху ни духу. Мизинов не таил против него никакой злобы, но порой с интересом спрашивал себя: как бы он поступил, если бы на его пути вдруг встретился Суглобов?
«Кто он сейчас — друг, враг? — размышлял генерал, уже подходя к квартире. — А впрочем, скорее всего, у таких не бывает ни друзей, ни врагов. Только выгода».
Подойдя к дому, он постучал тяжелым дверным молотком в забор. Часовой спросил пароль, Мизинов отозвался, и дверь забора тяжело отворилась. Генерал перешагнул через порог, вошел во двор и увидел под папахой колючие глаза незнакомого человека. Странно! Всех своих постовых он знал, а этого… Во дворе было тихо. Не тявкал Байкал, всегда радостным лаем встречавший Мизинова…
Тяжелый удар по голове прервал его сомнения, и Мизинов повалился навзничь. Но двое уверенно подхватили его и поволокли в дом, тревожно озираясь по сторонам.
2
… Тяжело открыв глаза, Мизинов увидел низко склонившееся над ним заросшее лицо. Но даже и под пышной шевелюрой и косматой бородой он сумел узнать человека, который когда-то отправил его в госпиталь. Хотел, правда, отправить подальше и навсегда, но не выпало ему.
Сейчас на Суглобове была распахнутая офицерская шинель, поверх нее — развязанный офицерский башлык, из-под которого выступал чистый, без звезд, полковничий погон. Волосы на голове гладко прилизаны, будто набриолиненные. Рядом с ним, немного поодаль, стоял второй налетчик, ражий мужик в длинном нагольном тулупе и бараньей шапке, надвинутой на глаза.
«Помяни дурака, он и явится», — грустно подумал Мизинов и закрыл глаза. Голова раскалывалась.
— Здравия желаем, ваше превосходительство, — откуда-то издалека донесся ехидный голос Суглобова. — Столько годков я жаждал встретиться с вами, и вот Господь привел-таки…
— Наверное, поблагодарить за то, что от опасностей разведки вас избавил? — выдавил из себя Мизинов, открыл глаза и пробовал дернуться, но тщетно: по рукам и ногам его стянули крепкими ремнями.
— И за это тоже, — кивнул Суглобов. — А более всего за золотишко.
— Какое золотишко? — Мизинов вдруг понял, что если что и может спасти его теперь, то только время. И он решил играть в «дурачка».
— Полноте, Александр Петрович, будто сами не знаете! — Суглобов даже смутился как-то. — В том самом вагоне, что вы от колчаковского состава отцепили да к своим приволокли.
— Так на что вам я? — Мизинов постарался показаться удивленным. — Этот вагончик ох как усиленно охраняется! Может, вам лучше к солдатам обратиться? Глядишь, сговоритесь. Насколько я вас помню, вы всегда умели найти подход к бойцам…
— Я всегда ценил вас, Александр Петрович, как остроумного человека, — уже серьезнее заговорил Суглобов. — Но теперь, видите ли, время совсем не шуточное.
— Согласен, — кивнул Мизинов. — Я все эти годы вовсе не шутил, недосуг как-то было…
— Про ваши подвиги мы наслышаны, — усмехнулся Суглобов. — Мы ведь, почитай, с вами бок о бок воевали с девятнадцатого года.
— Вот как? — Мизинову удалось изобразить во взгляде и голосе непритворный интерес. — И где же?
— Долгая история, — махнул рукой Суглобов, присел на край кровати, в ногах у Мизинову, и начал рассказывать.
«Слава Богу, — подумал Мизинов, — пусть поболтает, — а там…» — что будет «там», он, впрочем, и сам не знал, но проволочка успокаивала как-то, помогала сосредоточиться и отыскать выход.
«Наверняка, вся охрана перерезана, так что кричать бессмысленно. Но что-то делать надо. Думай, думай, — подгонял он себя. — А пока пусть этот болтает».
— Поначалу, после Февраля, — начал Суглобов, — встретился я со своими друзьями-однопартийцами, ну, я вам как-то рассказывал, — и Суглобов неловко повернулся к скованному, так что Мизинов слегка поморщился. — Ах, простите, временные неудобства, но так ведь что поделаешь. Потерпите, расслабьтесь. Кричать, впрочем, бесполезно: вся ваша охрана уже того, — он провел ребром ладони по горлу, — на небесах или где там еще… Ну вот. Пошалили мы немного, помещиков пограбили, кассу приличную сколотили. Пока не пришли большевики. Умный тогда сразу понял: эти сюсюкаться не станут, произвол и анархию терпеть не будут. Кто поумнее — переметнулся к ним…
— И вы в том числе? — перебил Мизинов.
— Вы догадливы, — улыбнулся Суглобов. — С такой приличной кассой они меня за милую душу своим признали. Да еще комиссаром назначили. Так вот с тех пор я и комиссарю у них, в Пятой армии Тухачевского, знаете такого?
Мизинов даже поморщился при упоминании этого имени. Увы, судьба сложилась так, что за последний год командарм Тухачевский нанес белой армии большие потери, привел ее почти к полному уничтожению. Если бы не Капель, армии как таковой уже не существовало бы. «Ему просто везло, этому Тухачевскому, — закрыв глаза, подумал Мизинов. — Удивительно, сказочно везло. Были ведь и у нас полководцы не хуже…»