Таежный гамбит
Шрифт:
Наконец стрелки часов показали четыре часа.
Еще минута — и вся немецкая линия затрещала. Поехало! В это же мгновение артиллерия противника стала бешено крыть по наступающим шрапнелью и гранатами.
Офицеры сняли фуражки, перекрестились. За ними перекрестились солдаты и быстрым шагом стали вытягиваться в ход сообщения.
Мизинов заметил Суглобова и кинул ему:
— Ну, штабс-капитан, вам предоставляется возможность отличиться. Ложитесь за пулемет. Если противник начнет контратаковать, отсекайте его от нас.
Суглобов приложил руку к фуражке и бросился к «максиму».
— Повзводно! Цепью! Ма-а-арш!
Только начали атаковать, как появились первые потери. Перешагнули через свалившихся и быстро рассыпались в цепь. Бежали быстро, в ушах свистел встречный ветер, жужжали пули.
Пробежали, наверное, полпути, как вдруг справа, из лощинки, послышались пулеметные очереди и показались густые цепи в черных шинелях. Немцы! И много! Решать нужно было мгновенно.
«Срочно положить людей на землю… Окопаться… — пронеслось в мозгу Мизинова. — Но почему же молчит Суглобов?..»
И едва подумал, как сзади, из своих окопов раскатилась знакомая, густо монотонная очередь «максима». Но странно — Мизинов так и не заметил, чтобы хоть один из немцев упал. Наоборот — резкой болью пронзило левую ногу над коленом. И не менее резко мелькнула догадка: «Суглобов?!»
Последнее, что он помнил, было неимоверно яркое солнечное небо. Его лучи, наверное, и ослепили его. Потому что больше он ничего не видел…
Тяжело раненный, Мизинов потерял много крови. В бессознательном состоянии его отправили во фронтовой госпиталь. Там выяснилось, что пуля вошла со стороны спины и раздробила бедренную кость. Штабс-капитан Суглобов бесследно исчез.
Глава вторая
1920. Март
1
Смена сезонов, как правило, приносит много хлопот. А уж сколько хлопот принесла эта весна Дальневосточной Белой армии генерала Каппеля — не расскажешь в двух словах!
После своего Ледяного похода армия входила в Читу, одетая еще по-зимнему: в папахах, полушубках, в валенках и ватных штанах. А весна брала свое, не спрашивая измученных бойцов, готовы ли они встретить ее. Ледяной поход был полон страданий и лишений, десятки тысяч белогвардейцев, их семьи и беженцы подходили к Чите походным порядком и эшелонами по железной дороге, вместе с больными тифом и выздоравливающими. Станция не успевала принимать поезда, не хватало запасных путей.
Строевые части разместились в городе, а конница расквартировалась по ближайшим поселкам в окрестностях. Десятки тысяч людей сгруппировались в небольшом городе, пылись, сбрасывали себя грязное провшивевшее белье, терпеливо ждали, когда и где будет отведено место для отдыха. Участники Ледяного похода много выстрадали, и эта передышка была настоящим счастьем. В их жизни вряд ли были такие счастливые минуты, какие они переживали сейчас.
Через некоторое время все вошло в нормальную колею. Карантин был снят, постепенно полки за полками, дивизия за дивизией преобразовывались, одевались в подобающую форму. На голове появились фуражки, на плечах — шинели с погонами, на ногах — кожаные сапоги или солдатские ботинки с обмотками.
Во время похода не было возможности вести учет личного состава, и теперь спокойно занялись этим: составлялись списки, малочисленные полки сводились в сводные, дивизии увеличивались в составе, их нумерация уменьшалась. Поменяли и командные должности. Некоторые получили повышение, а большинство — понижение. Командующий армией генерал Войцеховский ушел со своего поста, и войска возглавил генерал Вержбицкий.
Совещание командиров корпусов и дивизий собралось в жарко натопленной просторной избе читинского купца Махлатых. Было душно, много курили, говорили о грядущих переменах, спорили. Но вот вошел строгий, похожий на Колчака генерал Вержбицкий, и все умолкли.
— Господа, — начал командующий. — Предлагаю список командиров корпусов. Прошу вашего согласия на их утверждение. Кто не согласен — что ж, выскажете свое мнение, обсудим. Итак, начнемте. Состав нашего Первого корпуса состоит из ижевцев, воткинцев и каппелевцев. Командиром корпуса предлагаю оставить генерал-майора Молчанова. Ваше мнение, господа?
Поднялся сухощавый, с длинными усами а-ля дон Кихот, Викторин Михайлович Молчанов.
— Достойный командир, — раздалось несколько голосов, — боевой генерал!
Утвердили.
Из оренбургских казачьих полков сформировали дивизию, командиром дивизии был назначен генерал-майор Панов. Казачество Сибирского войска возглавлял генерал-майор Глебов.
— Состав нашего Второго корпуса, — продолжал Вержбицкий, — состоит из сибирских полков бывшей Первой армии. Господа, вы знаете, какое мужество продемонстрировали бойцы армии в последние дни и недели жизни Верховного правителя России…
Все согласно закивали в ответ.
— Вряд ли у кого-то возникнут сомнения в том, что спасение части золотого запаса Российской империи — заслуга солдат и офицеров этой армии. И в значительной степени — ее командующего генерал-лейтенанта Анатолия Николаевича Пепеляева.
— Оставить его превосходительство командиром корпуса! Анатолию Николаевичу слава!
Офицеры вскочили с мест, подхватили на руки командира корпуса и стали подбрасывать его под потолок.
— Ура Пепеляеву! — гремело в избе.
— Довольно, господа, довольно! — урезонивал, но не очень настойчиво, генерал Вержбицкий: генерал Пепеляев был любимцем армии, с его именем были связаны наиболее славные ее победы.
Наконец Пепеляева водворили на скамью, на которой он сидел. Он смущенно улыбался, потом встал и сказал:
— Господа, боюсь, что у вас не хватит физических сил, поскольку качать следует не меня, а весь личный состав корпуса.
… В конце германской войны даже стойкие солдаты Пепеляева подверглись большевистской пропаганде. Виной тому был Брест-Литовский мир, прекративший военные действия на русско-германском фронте. Осознавая бесцельность своего дальнейшего пребывания на фронте, Пепеляев уехал к семье в Томск. На родине он появился в начале марта восемнадцатого. Там он вступил в тайную офицерскую организацию и стал ее начальником штаба. Организация планировала свержение большевиков, захвативших власть в городе в декабре семнадцатого.