Тафгай 3
Шрифт:
– Ласты? – засмеялся Сева Бобров, который к моим приколам уже привык. – А что – это свежо, так пока никто не поёт. Сразу на всю Москву прогремите.
– А как я в ластах буду играть на барабанах? – Спросил Захар. – Как жать на педали? Да и потом их всё равно из-за барабанной установки не видно.
– Ладно, - я пошёл на попятную. – Сегодня разрешаю играть босиком. Так тоже зимой в Москве никто не поёт. Представьте афиша: «Африканские бедуины проездом из Бурунди в Руанду исполняют советские песни». Звучит?
– Если так нужно, чтобы попасть на новогодний «Голубой огонёк», то я согласен. –
– Мужики, да вы это расслабьтесь, Иван же просто пошутил. – Обломал мне спектакль Боря Александров. – Играйте как обычно, галстуки, ботинки и так далее. Соображать же надо.
– То есть мы зря вчера, как идиоты, искали ласты по всему Горькому? – Обиделся на меня Толик.
– Почему зря? А как же поиск своего оригинального стиля? Своего авторского подчерка? – Я сделал серьезное лицо. – С ластами я, конечно, поспешил, опередил время. Но в будущем потомки нам этого не забудут. Пойдёмте пока пожрём, а то на голодный желудок голова плохо варит.
***
Всё-таки хоккей лучше, чем шоу-бизнес. Каждый матч по-своему уникален, то соперник для тебя придумает какую-нибудь домашнюю заготовку, то ты его чем-нибудь удивишь. Вратарь пропустит «бабочку» или нападающий не попадёт в пустые ворота. Комедия и трагедия всё перемешено в единый клубок страстей. А мои музыканты, ВИА «Высокое напряжение», сейчас выучат несколько песен и будут их годами на разных площадках страны бренчать до самой старости. Примерно такие мысли роились в моей черепной коробке, когда я сидел в закрытом на перерыв ресторане «Юность», где мои ребятишки пели для своего первого в жизни продюсера Миши Плоткина.
– Ну, что, неплохо-неплохо, - хлопнул в ладоши маленького роста деловой черноволосый парнишка, когда ребята отыграли все свои четыре бессмертных хита из будущего. – Чем ещё сегодня будете веселить публику.
– Как обычно, - своим тонким скучным голосом сказал профессорский сынок Савелий. – «Animals», «Rolling Stones», «Beatles». Можем петь и на заказ песни советских композиторов.
– Нужно бы ещё что-нибудь забойное, хитец какой-нибудь. – Забегал около сцены низкорослый продюсер. – Вот кто вам эти песни придумал?
Парни разом посмотрели в мою сторону, а дальше была немая сцена из комедии «Ревизор» в исполнении одного актёра Мишы Плоткина.
– Иван? – Недоверчиво выдавил он из себя. – Ну почему бы и нет? Простые аккорды, простые народные слова… Иван, нужно срочно ещё один забойный хит! – Кинулся ко мне шустрый черноволосый парнишка. – Пять оригинальных песен – это уже что-то. Да я с таким материалом на саму «Мелодию» побегу. На одну часть пластинки наклепаем «Поющих гитар», на другую «Высокое напряжение»! Ну?
– Давай Иван! – Крикнул со сцены Толик.
Я встал, почесал затылок и голосом, от которого вянут не только уши, но и все цветы в помещениях завыл с непередаваемым прибалтийским акцентом:
Спаситэ, спаситэ, спасииитэ, разбитое сердцэ кота!
Плеснитэ, плеснитэ, плеснииитэ, сметанки и молока.
– Как вам хитец? – Выдохнул я, как перед опрокидыванием соточки.
Плоткин схватился за уши. Музыканты
– Припев неплохой, - согласился продюсер Миша, когда услышал наигрыш в исполнении пианиста Савелия. – А почему слова с прибалтийским акцентом?
– А сейчас модно петь с акцентом, - пророкотал я. – Значит так, вы тут у меня губешку-то особо не раскатывайте, максимум ещё две, может три, песни я вспомню, а дальше сами ищите авторов.
– Что значит вспомню? – Прищурился черноволосый шустрый паренёк.
– То и значит, книжки умные надо читать хоть иногда. – Я перематерился про себя на свою идиотскую рассеянность и стал как обычно врать. – Ещё академик Вернадский писал о ноосфере, из которой мы черпаем новые идеи. И этот процесс похож на то, как будто ты что-то вспоминаешь, из того, что давно забыл. Не для средних умов литература. В общем, гоните сотню, часа через два из ноосферы чего-нибудь отловлю.
– Сто? – Присвистнул Плоткин. – Да это грабёж!
– Зря ты это сказал, - успел хмыкнуть со сцены Колян, ведь в следующее мгновение маленькое аккуратное ухо шустрого продюсера оказалось зажато в моих стальных пальцах.
– Больно, больно, больно, - затараторил Миша Плоткин.
– А так?
– Я чуть ослабил хватку.
– Так уже лучше, - согласился продюсер. – Спасибо большое.
– Значит, сейчас запоминай прямо в мозг, - я ещё немного ослабил зажим, зачем зазря портить человеку орган слуха? – Сто рублей за песню – это раз. И когда будете регистрировать её в охране авторских прав, укажете меня автором текста – это два. И добавите, что слова на первые песни тоже придумал я – это три.
– Мы согласны, - пискнул Плоткин. – Ухо отпустите, пожалуйста.
– А я его и не держу, - я отпустил продюсера на все четыре стороны. – Сейчас принесите кофе, листок бумаги и ручку. И тихо граждане, Чапай думать будет.
Минут пять я сидел, глядя на пустой листок бумаги и материл себя, на чём свет стоит. «Что такое осень» Шевчука – не годится. «Ты так красива, невыносимо» - тоже пока рано запускать на эстраду. Но ведь плясали же подо что-то старшеклассники на дискотеках? И во дворе магнитофон не замолкал ни вечером, ни ночью. Ведь какая нормальная девчонка даст себя поцеловать, если перед этим песни про любовь не послушает? Думай болван!
– Не маячь перед лицом! – Шикнул я на продюсера, который вокруг меня описывал круги, волнуясь за сотню своих рублей, которые с большим комфортом улеглись в моём большом и теплом кармане.
«Где же эта долбанная ноосфера? – я упорно начёсывал свой затылок.
– Наврал товарищ Вернадский членам ЦК. До 1945 года мозги пудрил самому товарищу Сталину! Нет никакой ноосферы! Стоп! Сериал же шёл по телику про одну дебильную семейку и на титрах каждый день била по мозгам одна старая песня! Я каждый взгляд твой татой тототой берегу, ма ма ма ма мама бегут всегда. Нет, никогда я тебя разлюбить не смогу! И ты люби… меня всегда! Та-та-та!»