Таганка: Личное дело одного театра

Леенсон Елена

(Актеру Б.) Ты опять начинаешь стихи качать. Чем более ты будешь беспристрастен, тем страшнее получится. Ты знаешь, что тебя вполне могут посадить на кол и заставить петь псалмы. И если ты будешь, как протокол, текст произносить, это будет еще страшнее.

Поразительное ведь явление было на Руси — вера в святого царевича. Вся Россия уже об этом знает и, конечно же, пойдут за ним, а не за Борисом-убийцей. И Шуйский ранит Бориса, как иголкой в сердце. А подтекст один: чего, Борис, ты ко мне придираешься, непонятно. «Не казнь страшна, страшна твоя немилость»… «И все было сделано как надо в Угличе. У меня свидетелей — весь город. Все готовы как один подтвердить».

И действительно, народ, стоит одному сказать, подтвердит. Как бывает в хорошем спектакле. От одного к другому передается. Актеры чувствуют партнеров. Как у вас во «Владимире [Высоцком]». Каждый чувствовал выступающего товарища, понимает, что должен подхватить и идти дальше.

И Шуйскому важно, как никогда, показать единство [с народом], монолит.

Форма в этом спектакле нам поможет. Но из-за того, что многие декламируют, пропадала мысль и не получалось сегодня.

Ю. П. (обращаясь к актеру Г.) Мне кажется, тут зарыто в срыве другом: «Безумец я. Чего ж я испугался?»^[454] Как человек почувствовал себя один, осмотрелся, оценил и думает: «А чего бояться?»

Актер Б. Да, это как молитва короля в «Гамлете».

Ю. П. Борис — сложный образ. Почему к нему такое двойственное отношение? Гамлет тоже не убивал короля, потому что тот молился. Это ведь грех — убить во время молитвы. Но мучающая совесть Бориса посложнее, чем в «Гамлете». Это проблема Раскольникова. Там тоже: «Да, жалок тот, в ком совесть не чиста!»

Картина 11. «Краков. Дом Вишневецкого»

Картина 11. «Краков. Дом Вишневецкого».

Самозванец — Л. Филатов.

Патер — К. Желдин.

Гаврила Пушкин — А. Граббе.

Поляк — Ю. Беляев.

Хрущов — В. Штернберг.

Карела — Ю. Беляев.

Поэт — А. Трофимов, А. Серенко.

(9.02.1982)

Ю. П. Очень прошу, братцы, сосредоточиться на одном. Ведь сколько мы играли поэтических представлений. И я всегда просил: смысл стиха тяните.

Самозванец тут ищет поддержки у церкви. В Польше церковь всегда была сильна. Без церкви и теперь Ярузельский^[455] не сможет.

Актер Ф. По-моему, Самозванец тут проигрывает варианты возможные…

Ю. П. Нет, он тут ощущает себя мессией. Александр Сергеевич к нему не без симпатии относится. Как он, когда во главе войска на Русь идет, говорит: «Что ж я делаю? Веду врагов на свою родину»… Пушкин не случайно эти слова Самозванцу приписал.

Ю. П. (обращаясь к актеру Ж.) Ты не играй стандартного иезуита^[456]. Ведь иезуитский орден — одна из сильнейших организаций мира. Тайный орден папы. Это очень серьезные, страшные люди…

Актер Ж. Ясно, Юрий Петрович. Надо погромче…

Ю. П. Я бы сказал, не погромче, а поглубже…

…В нашем условном решении надо будет играть с указанием на предмет… Это как в Париж приехал портной из Вахтанговского театра… Каждый раз он там бывал с новой дамой… Хотя ничего не знал во Франции. И языка не знал. Все удивлялись: «Как ты с ними договаривался? Как контакты осуществлял?» А тот: «Как контакты осуществлял? Так очень просто. С указанием на предмет».

(Ю. П. указывает на предмет, с помощью которого портной осуществлял контакты.)

Так и договаривались…

(Смех

актеров.)

Актер Ф. (читает текст Самозванца) «Товарищи, мы выступаем завтра!»

Ю. П. Сейчас Шкодин^[457] бы в блокнот записал. Как это так? К полякам — товарищи? Это на что намекают?

(Смех актеров.)

Ю. П. (о Самозванце) У него, по-моему, есть кураж, кайф полный. Раз судьба забросила его так, он начал сам уже верить, что он — царь. ‹…›

(Ю. П. распределяет роли.)

Актер Ф. За Хрущова^[458] надо читать голосом Никиты Сергеевича.

Картина 13. «Ночь. Сад. Фонтан»^[459].

Картина 13. «Ночь. Сад. Фонтан».

Самозванец — Л. Филатов, О. Казанчеев (играл В. Золотухин).

Марина — А. Демидова, Г. Золотарёва.

(9.02.1982)

Ю. П. (актрисе Д.) Я бы попробовал тут странно сделать. Тут мужик [Самозванец] пришел уже заведенный, на подъеме. А ты попробуй вообще не скрывать своего к нему отношения. В ней даже брезгливость к нему какая-то. Ошиблась. Не на ту карту поставила.

(Ю. П. показывает, как Марина беседует с Самозванцем.)

Ю. П. (актеру Ф.) Ты видишь, как она к тебе относится. Показывает, что тобой, как щенком, играют. И в этом есть польское высокомерие, …холодный расчет. Это как фиктивные браки сейчас заключают, чтоб за границу уехать. И этот цинизм его еще больше заводит: «Они мною играют, суки!» Тут его слова: «О страшное сомненье!» надо как матерщину сказать. Как будто выругался.

А. Демидова перед спектаклем «Борис Годунов»

Самозванец

Не мучь меня, прелестная Марина,

Не говори, что сан, а не меня

Избрала ты. Марина! ты не знаешь,

Как больно тем ты сердце мне язвишь —

Как! ежели… о страшное сомненье! —

Скажи: когда б не царское рожденье

Назначила слепая мне судьба;

Когда б я был не Иоаннов сын,

Не сей давно забытый миром отрок, —

Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..

Ю. П. (актрисе Д.) Вы недооцениваете Марину. Она ведь все понимает. И знает, что это туфта. Что Дмитрий никакой не царевич. Он-то зашелся, говорит, что он царский сын, а она давно все сечет. Я бы не играл так, что вроде бы она открытие сделала, когда он проговорился. И надо, чтоб чувствовалось у нее: «С какой мразью, сволочью я себя связала. А тут ничего не поделаешь. Уж замуж вышла, прописана». А Самозванец, когда проговорился, сам себя лупит: «Вот идиот! Что сделал, дубина, из-за бабы-заразы». Мне кажется, что они тут, как две собаки, сцепились. Он ей: «Дешевка! Блядь!» А она: «Сам зараза!»