Тагир. Ребенок от второй жены
Шрифт:
— Отвезите ее в дом. Будет сопротивляться, силой, — киваю и захожу внутрь.
— Это невозможно. Господин Ахмет выгнал ее из дома на родину, — докладывает Динар, идя рядом.
Шайтан! Только этого мне не хватало!
— Так пусть едет, почему она всё еще здесь? — спрашиваю уже раздраженно.
Своих забот валом, еще не хватало вмешиваться в чужие семейные разборки. Не развелся с ней Ахмет, и ладно. Направляюсь к охраняемой палате. Со стороны кажется, что защищают важную персону, но никто из посетителей не знает, что это больницу охраняют от Наили и ее непредсказуемых
Подхожу и вижу, как вскакивает с лавки Перизат, выглядит неопрятно, словно ночевала здесь же. Впрочем, может, так и есть.
— Тагир! — восклицает, тянется руками ко мне. — Прошу тебя, разреши быть рядом с дочкой, поговори с Ахметом.
— Перизат, — киваю, вынужденно останавливаясь у дверей палаты. — Вмешиваться в дела чужой семьи и вставать между мужем и женой не в моих правилах.
Сжимаю зубы, хмурюсь, не нужны мне посторонние сейчас рядом, пусть уезжает.
— Но как же так? Ахмет прогнал меня на родину, но я так нужна своей дочке сейчас, — качает головой, смотрит жалобно, молитвенно сложив ладони перед собой, но мне нечем ее обрадовать.
— Повторяться не буду. Слово мужа — закон. Раз выгнал на родину, значит, езжай, — смотрю на нее с пристрастием, подозревая, что Наиля переняла черты характера от этой женщины. Впитала их с кровью. Мнимо тихая, а на деле истеричная особа.
— Тогда я лягу на ступенях больницы и буду просить милостыню! Пусть люди видят, что женщина из почитаемой семьи позорит ее! — шипя и брызгая слюной, швыряет в меня угрозу, так сильно похожая сейчас на дочь, что омерзение прокатывается по коже колючим ознобом.
— Динар, — подзываю охранника, который стоит чуть поодаль. — Пусть госпоже Перизат вколют успокоительное. Она так сильно переживает за дочь, что у нее истерика. Как думаешь, в психиатрических клиниках есть семейные палаты?
И больше не теряя времени, толкаю дверь внутрь, оставляя женщину за пределами палаты. Слышу невнятные крики, но они быстро стихают.
Наиля морщится, поворачивая голову, а когда замечает меня, сразу же привстает, чуть распахивая рубашку, словно демонстрируя свое богатство. Даже в больничной сорочке пытается быть красивой. Просила через Динара доставить ей платья, но я отказал, нет желания потакать ее женским глупостям. На тумбочке зеркало и косметика. Ясно. Прихорашивалась. Только одно на уме у этой пустоголовой, но хитрой куклы.
— Тагир! — сияет, вскакивая и делая шаг ко мне. — Ты пришел. Ну как, выиграл наш конь?
Наклоняю голову набок и стопорюсь на месте, внимательно вглядываясь в глаза всё еще моей жены. Своим вопросом сбила с толку.
— Ты о чем? — дергаю губой, раздражаясь от ее лишних бесполезных телодвижений.
Будь здесь на ее месте Ясмина, я бы подошел и вдохнул аромат ее волос и слушал бы любое щебетание, лишь бы она говорила и говорила…
— Мы не виделись с ипподрома, я успела соскучиться, — обиженно надувает губы, отвлекая от моих фантазий.
Видимо, глаза мои заволокло мечтательной пеленой, раз Наиля приняла это на свой счет, по ее накрашенным губам заструилась победная улыбка.
— Хорошо, что ты сама затронула эту тему, Наиля, — поджимаю губы, но не подхожу слишком близко,
И она четко считывает мой взгляд. Увидев суровое выражение моего лица, отступает и приседает на кровать.
— Как Ясмина? Так ужасно, что нас кто-то толкнул, мы ведь могли умереть, затоптанные копытами лошадей, такая трагичная смерть, — театрально положила на лоб тыльную сторону ладони, запрокинула голову.
Стискиваю кулаки, только представив, что могло произойти из-за этой змеи.
— Я в курсе, что это ты толкнула Ясмину. Не разыгрывай комедию, Наиля, — цежу сквозь зубы, наблюдая за ее актерской игрой.
— Не понимаю, о чем ты, — невинный голосок мог обмануть кого угодно, но только не меня.
— Камеры видеонаблюдения в общественном месте не просто так устанавливают, Айдарова, — улыбаюсь, но блефую.
Они оказались нерабочими, бутафорией. Но ее лицо бледнеет, вот только и она слишком многое поставила на кон, чтобы вот так просто сдаться.
— Они врут, я… Я… — растерянно оглядывается, придумать ничего не может так быстро.
А затем замирает в ступоре, видимо, расслышав, как я ее назвал. Добрачной, немужней фамилией. В глазах поселяется страх. Верно, ты правильно всё поняла, Наиля. Больше никогда никто не назовет тебя Юсуповой.
— Я, видимо, слишком много тебе позволял все эти годы, раз ты решила, что можешь безнаказанно обижать Ясмину, — качаю головой, холодно глядя на первую жену.
Ту, что испоганила мне всю жизнь. Впрочем, это только твоя вина, Тагир, неси ответственность за свои решения.
— Почему она значит для тебя больше? Я с тобой восемь лет, Тагир, а она пришла на всё готовое и желает избавиться от меня! Разве она поддерживала тебя, желала успехов? Она привечала твоих бизнес-партнеров, желала родить тебе наследника? Она тебя не любит! — даже слезы у Наили ненастоящие, наигранные, за все эти восемь лет наловчилась получше всяких актрис драматического кино.
— Я не буду тебя бить, хотя стоило бы, — говорю то, что ее мало трогает. Кажется, готова принять с моей руки даже яд. Бьет значит любит? Так она считает? — Как только тебя выпишут, психиатрическая клиника готова принять нового постояльца. У тебя провалы в памяти. Ты противоречишь сама себе. Это ненормально. Ты хоть слышишь себя? Женщина, которая хочет родить, не принимает противозачаточные, пусть тобой занимаются отныне специализированные врачи.
— Если я пройду лечение, ты же меня простишь? — делает просящие глаза, смотрит с надеждой. — И всё будет как прежде?
Чувство, словно я нахожусь в вакууме и не могу достучаться до ее разума, пугает. Передо мной сейчас далеко не здоровый человек. Больной. Душевно и морально.
— Ты покушалась на жизнь моей Ясмины, Наиля. Дважды! Думала, я не узнаю, что ты хотела убить Ясмину и моего ребенка?! Надеялась, спущу это с рук? — рычу, мечтая ее придушить, но держусь ради будущего с луной моего сердца. — Лучше не зли меня. Место тебе в тюрьме, но я вижу, что ты нездорова, считай это моими отступными. Вылечишься, тебя отправят на родину доживать свой век. Но никогда больше не приближайся к моей семье.