Таифская роза Адама
Шрифт:
–Даже если так, на первых аккордах знакомства уместно лишь шампанское. Оно интригует.
–Я люблю красное полусухое. Оно интригует.
–Снова моветон. Красное вино – это уже зрелая история, это погружение в суть. А мы только на поверхности. Для красного нужна совсем иная атмосфера…-Адам протянул ей бокал, -чин-чин…
Чокнулись хрусталем своих бокалов от Баккара. Ника не была сильна в брендах, но по чистому, мелодичному звону поняла, что это именно тот самый культовый хрусталь…
–Разве не мы сами выбираем атмосферу под себя, а не она диктует нам условия?-пригубила, не отрывая взгляда от его
– Смешно бороться с неизбежным, виолончелистка… Есть вещи вне нашей власти. Только глупец это будет отрицать. Этот закат, к примеру. Его не изменить. Он приходил до нас, будет с нами, и продолжит исправно наступать каждый день под финал дня, когда мы превратимся в тлен. Смысл мне противиться тому, что неизбежно? Вместо этого я могу подчиниться и насладиться…
–То есть шейх Макдиси умеет подчиняться?-снова глоток. Приятная кисловато-сладкая пикантность свежести разлилась по устам девушки, в голову слегка ударило… Она не привыкла пить даже пару капель алкоголя. И внутренне сейчас ругала себя, что из-за чрезмерного волнения попробовала шампанское.
Он улыбнулся в ответ, но промолчал.
–Напомни, как тебя зовут.
–Ника, шейх Макдиси.
–Ника, – словно попробовал он ее имя на вкус, – богиня победы… Красиво… Правда, некоторых необразованных арабов твое имя может сконфузить. Знаешь, почему?
–Нет, мне еще не приходилось иметь дело с арабами до Вас, шейх Макдиси…
–«Ник» по-арабски – приблизительно то же самое, что на английском «fuck»…
–Фу, как грубо для такого эстета, как Вы…
–Отнюдь. Это правда… А с кем приходилось иметь дело?
–Простите?-не уловила она вопроса.
–Ты сказала, что с арабами иметь дело не приходилось. А с кем приходилось?
–Это… – задумалась Ника, – неважно сейчас… Я ведь имею право не отвечать?
Он хмыкнул.
–Раздели со мной трапезу, Ника… Повар старался…
Шейх Макдиси не очень любил говорить за едой. Относился к категории тех людей, кто наслаждается богатством вкуса, не желая отвлекаться. Лишь время от времени прерывался на галантные вопросы – как ей то блюдо или иное. Подавали морепродукты. Шампанское сменила бутылка идеального охлажденного белого вина из его личных виноградников. Ника не хотела больше пить, но купаж настолько приято ласкал обоняние, а он настолько красиво рассказывал о том, какое гастрономическое удовольствие принесет именно этот сорт вина под сокотрийских 2 омаров, что она не выдержала и опять пригубила…
2
Морепродукты с острова в Индийском океана Сокотра
– Так что ты говорила про «Кармен» Бизе?– вернулся он к изначальной теме разговора, когда стол уже сервировали десертами, – значит глупцы на лучших сценах мира зря играют его произведения в составе оркестра?
–Вопрос не в Бизе… Вопрос именно в «Хабанере»… Это история одной женщины… Несвятой, сложной, живой, страдающей и жаждущей удовольствия, переживающей драму. Это партия ее души. Именно виолончель может передать эти эмоции – инструмент, который играет струнами души. Инструмент, который единственный может говорить с нашим телом так, как мужчина разговаривает с женщиной… Или наоборот.
–Красиво… – сказал он, отдавая должное ее словам.
Пригласил рукой галантно встать из-за стола.
Они прошли к периллам, выходящим на долину, покрытую ковром из роз. Солнце уже почти скрылось за линией горизонта.
–Когда ты играешь, ты тоже рассказываешь свою женскую историю, Ника?-спросил он, поворачивая к ней голову…
–Как артист я вживаюсь в роль и стараюсь рассказать чужую…
–Блеф, – он приблизился. Так, что сердце девушки забилось. Сейчас Адам нарушал ее личное пространство. Его было слишком много… – артисты наделяют персонажей своими чертами. Каждый из нас играет свою роль, пусть она и закамуфлирована чужими клише… Какая твоя женская история, Ника?
Его рука ложится на ее талию и слегка притягивает к себе. Она не может теперь не ощущать пьянящий аромат его терпкого парфюма… Сердце заходится с неистовой силой…
Взгляд Макдиси опускаются на ее губы.
–Сочные, влажные от твоего сбивчивого дыхания. Я заметил их еще там, на сцене, когда ты нервно их кусала. Вторые твои губки сейчас такие же влажные?– спрашивает, проводя пальцем по изгибам розовой плоти, чуть задевая белоснежные зубы. Говорит так чувственно, на низких вибрациях, что у нее внутри все переворачивается… – потекла сразу, как меня увидела, уверен. Или еще раньше? Когда гадала, какую эксцентричную выходку выкинуть, чтобы гарантированно залезть в мою постель, воспользовавшись предоставленным шансом оказаться в моем дворце? Думала обо мне? Думала, как будешь со мной кончать?
Он нагло опускает свой рот на ее губы и целует. Не резко, не порывисто, даже немного лениво, но так порочно, так умело, что ноги подкашиваются.
Его вторая рука перемещается с талии на ее грудь и сжимает.
– Как бьется сердце, виолончелистка. Аллегро, да? Так это называется у вас в музыке?
Она улыбается в ответ.
–Думала, Адам Макдиси. Думала о том, как ты будешь кончать. Со мной… – с этими словами она резко выхватывает заколку из волос и со всей силы, одним выверенным движением замахивается и бьет его аккурат в сонную артерию…
Глава 6
– Какова сучка, а?! – злобно ругается он, резко заваливаясь в кресло, от чего то жалобно скрипит. На нем уже нет пиджака, рукава белоснежной рубашки закатаны, ворот расстегнут. На рыжую глянцевую поверхность стола опускается, едва не расплескивая содержимое, рокс виски, который он себе сам налил, стоило только им зайти в кабинет.
–Господин, если только бы я знал, -трясясь от страха, начинает умоляющим голосом Омар, но Адам резко и нетерпеливо его прерывает.
–Заткнись, оставь свои нелепые отговорки для шлюх, которыми ты управляешь. Лучше найди сейчас эту стерву Марту.
–Уже нашли, господин! Она и не скрывалась! Понятия не имела, что здесь произошло! Наши люди уже допросили ее. Она клянется, что и понятия не имела, что девчонка посмеет…– снова осекся, словно бы боясь даже говорить вслух о том, что только что произошло, – она пришла в их труппу по рекомендации, как подающая надежды виолончелистка. Самородок…
–По рекомендации кого? – спрашивает жестко Адам, впиваясь злым взглядом в евнуха.