Таинственный ключ и другие мистические истории
Шрифт:
– Взгляните на Мориса! Джаспер, скорее, помоги ему, не то он упадет!
Сэр Джаспер живо очутился рядом с кузеном и под хор изумленных голосов, одни из коих выражали участие, другие – поздравляли Трехерна, обнял его сильной рукой, удерживая в вертикальном положении.
– Что это значит, друг? Неужто ты с самого начала нас дурачил? – вскричал Джаспер, когда Морис, совершенно счастливый, обмяк в его объятиях.
– Это значит, что не всю жизнь мне быть калекой, это значит, что врачи не обманули, когда сказали, что внезапное потрясение станет для моего тела чем-то вроде электрического разряда, этаким
Трехерн простер к своей кузине руку, и столь страстная благодарность была в его жесте, что девушка закрыла ладонями лицо, предательски лучившееся любовью, а миледи бросилась к племяннику, обняла его и заговорила пылко, как любящая мать:
– Благослови тебя Боже, Морис, и да будет тебе наградой полное выздоровление! Теперь я обязана тебе жизнями обоих моих детей! Что мне сделать для тебя, как отплатить за добро?
– Пока я не смею сказать об этом, – прошептал Морис и добавил: – Тетушка, я сейчас, кажется, лишусь чувств. Поскорее заберите меня отсюда, пока я не устроил сцену.
Намек вернул миледи ее знаменитое самообладание. Кивнув Джасперу и майору, чтобы без промедления доставили Мориса в спальню, она жестом указала Розе на истерично рыдающую Бланш – дескать, займитесь вашей сестрой, дорогая, – и, убедившись, что все повинуются, миледи увела дочь в свои покои. Развлечений на вечер определенно было уже достаточно.
Одновременно с остальными миссис Сноудон и Эннон пожелали хозяйке доброй ночи, словно тоже намереваясь разойтись по комнатам. Однако, едва они достигли двери, что вела с галереи на лестницу, миссис Сноудон остановилась и поманила Эннона обратно. Теперь они были одни. Стоя у камина, пламя которого чуть не сделало этот веселый Сочельник трагическим, миссис Сноудон кивнула на лепестки пепла, еще недавно бывшие платьем Октавии, и обратила к Эннону лицо, полное сочувствия.
– Этот случай можно счесть счастливым, а можно и несчастным, мистер Эннон. Боюсь, удача Мориса обернется вашей потерей. Простите мне мою прямоту – она продиктована симпатией к Октавии. Чудесная девушка! Как бы я хотела видеть ее замужем за тем, кто ее достоин! Мне, мистер Эннон, дано читать по лицам. В вашем лице я прочла, что дело ваше движется не так, как вам хотелось бы, и вот предлагаю помощь. Примите ли вы ее?
– Разумеется, приму, а взамен окажу вам любую услугу, выполню любое приказание. Но чем я обязан столь неожиданному изъявлению дружбы? – воскликнул Эннон, одновременно благодарный и удивленный.
– Моему участию в судьбе этой юной леди, моему желанию спасти ее от недостойного человека.
– Вы говорите о Трехерне? – уточнил Эннон, еще более заинтригованный.
– Да. Октавия не должна выйти за игрока!
– Дражайшая миссис Сноудон, вы заблуждаетесь. Трехерн – не игрок; это совершенно точно. Я не желаю ему удачи с Октавией, однако не допущу, чтобы на него клеветали.
– Вы великодушны, да только я не заблуждаюсь. Положа руку на сердце, можете вы заверить меня, что Морис никогда не играл?
Проницательные глаза миссис Сноудон так и прожигали Эннона. С минуту он колебался, потом ответил не слишком решительно:
– Не скажу «никогда», однако уверяю вас, что заядлым игроком Трехерн не является. Все молодые люди его положения порой не прочь испытать фортуну, особенно когда находятся за границей. Для большинства это просто развлечение, в котором мы, мужчины, не видим ничего дискредитирующего или опасного. Леди, должно быть, считают иначе; во всяком случае, английские леди.
Услыхав «за границей», миссис Сноудон сверкнула глазами, но тотчас потупилась, словно боясь выдать свое тайное намерение.
– Верно, мы, женщины, считаем иначе. И не безосновательно, ибо многие из нас пострадали от этого пагубного пристрастия мужчин. У меня особые причины ненавидеть и презирать игроков. Страх, что такая же доля уготована Октавии, вынуждает меня вмешаться. Поверьте, если бы не собственный опыт, я бы молчала. Мистер Эннон, говорят, Морису пришлось покинуть Париж, потому что за игорным столом он жульничал. Это правда?
– Не спрашивайте меня, я совершенно не в курсе. Что-то было неладно, но что именно – мне не удалось выяснить. В клубах циркулировали разные слухи, сэр Джаспер горячо их опровергал. Отвага Мориса при спасении своего кузена и постигшее его увечье закрыли рты сплетникам, и вскоре о парижском происшествии было забыто.
С минуту миссис Сноудон молчала, глубокомысленно сдвинув брови. Эннон наблюдал за ней с тревогой. Внезапно она покосилась по сторонам, приблизилась к нему почти вплотную и зашептала:
– Ответьте! Сплетники, о которых вы упомянули, называли его…
Последнее слово миссис Сноудон буквально выдохнула Эннону в ухо. Он вздрогнул, словно осененный новым соображением, секунду смотрел на миссис Сноудон, недоумевая, наконец заговорил торопливо:
– Благодаря вам я вспомнил: позавчера мы подняли эту тему, и Трехерн сразу изменился в лице и укатил, как будто вовсе не заинтересованный. Не верится, честное слово, а впрочем, может, и было нечто в этом роде. Если так, становится понятен каприз старого сэра Джаспера и тот факт, что Трехерн клянется, будто понятия не имеет, почему дядя изменил завещание. Как, ради всего святого, об этом узнали вы?
– Эту версию предложил мой женский ум, а теперь женская воля должна либо подтвердить ее, либо опровергнуть. Миледи и Октавия определенно ни о чем не ведают, но если над Октавией нависнет угроза потерять сердце, я их обеих просвещу.
– Вы не посмеете сказать ей! – вскричал Эннон.
– Посмею, если этого не сделаете вы, – последовал твердый ответ.
– Я? Никогда! Предать друга, даже с целью завоевать любимую девушку? Я не способен на такое.
Миссис Сноудон презрительно усмехнулась.
– Ох уж этот мужской кодекс чести! Как он строг!.. А страдаем мы, бедные женщины. Ладно, предоставьте это мне, а сами займитесь Октавией. Если ваши способы не дадут результата, возможно, вы будете рады испробовать мое средство, чтобы предотвратить женитьбу Мориса на своей кузине. Благодарность и жалость – сильные соперники, а уж если Морис выздоровеет, он – волевой человек – горы свернет, лишь бы добиться Октавии. Доброй ночи, мистер Эннон.
И миссис Сноудон удалилась, зная, что последние ее слова будут терзать разум Эннона, однако зная и другое: что ей самой предстоит бессонная ночь, полная мучительных воспоминаний, новорожденных надежд и резких переходов от решимости к отчаянию.