Таинственный венецианец
Шрифт:
Чезаре задумчиво наклонил голову. Селеста, восприняв этот жест как знак согласия, продолжала:
— В конце концов, я всегда хотела быть молодой невестой, и, по-моему, нет абсолютно никаких причин, которые могли бы помешать этому. Разве не так?
Чезаре покачал головой, потому что не знал, что ей ответить. Селеста была довольна.
— А теперь, — прошептала она, — поцелуй меня, Видал!
Чезаре наклонился и прислонил свои губы к ее губам со странным ощущением, напоминающим гадливость.
Его губы быстро отделились
Осторожным движением граф быстро высвободился из ее объятий.
Но Селеста была так возбуждена, что даже не обратила на это никакого внимания.
— О, Видал! — пылко воскликнула она. — Не давай этому вечеру окончиться! Я была так одинока после смерти Клиффорда!
Чезаре изо всех сил старался сделать вид, что поддерживает ее идею, но весь его организм сопротивлялся близости с ней. Он не хотел Селесту, несмотря на ее терпеливый, как ему казалось, характер и сияющую красоту.
Но здесь возникла одна идеальная возможность. Если бы сегодня ночью он смог убедить Селесту, что их брак скоро станет реальностью, то, может быть, он сможет уговорить ее переехать на несколько недель на его виллу в Равенну, что позволило бы ему устроить все дела.
Она, естественно, должна будет взять с собой Эмму и, таким образом, освободит его от тех забот, которые его тревожат.
— Потом, — пробормотал он невнятно, но Селеста была довольна его ответом.
После последнего бокала, выпитого в баре, Селеста пожелала ему спокойной ночи, но глаза ее красноречиво придавали этим словам иной смысл, и Чезаре старался выглядеть таким же нетерпеливым, какой была она. Селеста ушла в свою спальню, а Чезаре налил себе в стакан крепкого виски, выпил его неразбавленным, порадовался тому, что выпивка несколько взбодрила его.
Он никогда не думал, что может быть так недоволен собой. Сердито закурив сигару, он ходил по комнате, словно зверь в клетке.
Неожиданно он услышал, как щелкнул замок в двери, оглянулся и увидел, что в комнату входит Эмма. Чезаре бросил взгляд на часы — они показывали почти два часа ночи.
— Я знаю, что я опоздала, — еле слышно пробормотала Эмма. — Но Антонио встретил своих друзей, и мы выпили несколько чашек кофе в кафе в сквере Святого Марка. — Она улыбнулась, считая свое опоздание простительным. — Там было так интересно, и забавно. У меня такое ощущение, что я побывала в стране чудес.
— Понятно, — пробормотал граф. — А как ваше плечо? Оно все еще болит?
— Немножко, — призналась Эмма, чуть склонив голову. — Но я думаю, что воспаление уже прошло, и мне кажется, заживление идет нормально.
— Воспаление! — воскликнул Чезаре, мало что понимавший в медицине. — Конечно, вы все знаете, вы единственная, которая настаивала на том, чтобы я был осторожен.
— Я знаю, — покраснела Эмма. —
Не успел Чезаре задержать ее, как она скользнула в дверь своей спальни, а он, мысленно выругавшись, отправился в свою собственную спальню. Он загасил окурок сигары, снял пиджак, затем расстегнул рубашку. Чезаре по-прежнему должен был соблюдать осторожность, не трясти лишний раз рукой и поэтому, прежде чем снять рубашку, он сел на стул.
Он развязал бинт, которым была перевязана рана, и снял его. Рана заживала, но выглядела неприятно, кожа в том месте, где она срасталась, сморщилась. Но он был благодарен тому, что нож не вонзился в тело несколько левее.
В дверь постучали, Чезаре сердито повернулся, полагая, что сейчас появится Селеста, сжал от злости кулаки и крикнул: — Войдите!
К его удивлению в спальню вошла не Селеста, а Эмма. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней спиной. Лицо ее был бледным и несколько испуганным.
— Что случилось? — спросил Чезаре, повернувшись так, чтобы она не могла видеть его рану.
Эмма молча облизнула пересохшие губы. Она не ожидала, что Чезаре уже начал раздеваться ко сну, и поэтому она увидит его полуобнаженным. У нее слегка подкосились ноги.
— Я… Я думала просить вас посмотреть мое плечо, — пробормотала она. — Вы единственный человек, которого я могу попросить об этом. Я хотела бы быть уверенной в том, что оно заживает. Я… Я сожалею, если я поступила неправильно теперь… Но я очень сожалею, это глупо… Но я очень устала.
Чезаре слегка сощурился, потом сказал: — Хорошо, снимайте вашу блузку.
Эмме очень шла темно-голубая с рисунком блузка и льняная кремовая юбка. Но Чезаре старался не думать об этом, ожидая пока она расстегивала блузку и стаскивала рукав с плеча.
Чезаре подошел к ней со своей разбинтованной раной на руке. Эмма увидела ее и вздрогнула: — О, Чезаре! Какой ужас! — воскликнула она.
— Прошу извинить, если это встревожило вас, — сказал он, разматывая повязку на ее плече с такой осторожностью, чтобы не прикасаться к ее коже.
— Я собирался наложить себе новую повязку, — сообщил граф.
— Ваша рана, вероятно, очень болезненна, — проговорила Эмма и, не думая о том, что она делает, провела пальцами по его руке возле раны, ощупывая сморщенную кожу.
— Ради Бога, Эмма, — пробормотал граф, — не трогайте меня.
Рука Эммы упала так резко, словно ее отвязали, дыхание участилось. Она вдруг поняла, как небезразлично он к ней относится. И это обстоятельство было весьма опасным.
Чезаре развязал последнюю повязку на плече Эммы и повернул ее к свету, чтобы получше разглядеть.
— Все в порядке, — чуть хрипло сказал он. — А теперь уходите.
Эмма поглядела на него измученными глазами. Она понимала, что должна уйти, но не могла двинуться с места.